Деконструктивизм, метафоричность и семь кругов ада
Скорее тенденция, чем совпадение — большинство крупных архитектурных мемориальных форм, построенных в последнее десятилетие в Европе и Америке, имеют в своей основе концепцию лабиринта. В мифологии лабиринт является символом смерти и возрождения. Хотя, если мы говорим о европейских архитектурных тенденциях, то за основу взят не охранный лабиринт, запутывающий путника, а древний лабиринт Средиземноморья — с единственной спиралеобразной дорогой к центру. Подобный мы можем увидеть на полу шартрского кафедрального собора во Франции. Вошедший становится пленником изломанного, давящего, изменчивого пространства. Он движется по маршруту к постижению сути, а затем выходит, преображенный познанием.
Военно-исторический музей. Дрезден, Германия
Проекты военных музеев, мемориалов и монументов Холокоста — Питера Айзенмана, Даниэля Либескинда, Дэвида Аджайе и многих других — ставят целью пробуждение эмпатии. Человека словно берут за руку и ведут сквозь все «круги ада», чтобы тот, кто не знал ужасов геноцида и войны, хотя бы отдаленно представил их в своем воображении, спроецировал на себя. Западные архитекторы окончательно отказались от гигантизма, напротив, свои здания они целиком или частично погружают под землю, чтобы архитектура не подавляла посетителя, оставляя пространство для эмоций и пробуждая их.
Западная мемориальная архитектура сфокусирована на переживаниях жертв, советская и постсоветская — на пропаганде
Наиболее ярким проводником «европейского подхода» не только к увековечиванию памяти о Холокосте, но и к мемориальной архитектуре вообще — стал Даниэль Либескинд. Еврейский музей в Берлине, Датский еврейский музей в Копенгагене, недавно открывшийся мемориал Холокоста в Оттаве — во всех этих работах Либескинда зашифрован мощный миротворческий императив, призыв к миру, требование немедленно остановиться в разрушительных действиях и мыслях. Рассказывая о концепции реконструкции Военно-исторического музея в Дрездене, где клинообразная конструкция, словно гигантский осколок, «застряла» в фасаде старого арсенала, Даниэль Либескинд выразился максимально категорично: «Я намеренно проектировал грубое вмешательство, чтобы архитектура явным образом давала понять всю глубинную суть войны как преступления».
Слишком красивый
В 2005 году в Берлине открыли Мемориал памяти убитых евреев Европы в виде лабиринта из 2711 разновысоких бетонных плит. Так архитектор из Нью-Йорка Питер Айзенман хотел продемонстрировать бессмысленность геноцида и безутешность утрат.
Мемориал памяти убитых евреев Европы. Питер Айзенман. 2005 г. Берлин
Но поставленной перед собой идеи Айзенман добился лишь отчасти. Монумент производит неизгладимое впечатление на людей, которые уже погружены в тему Холокоста. Но те, кто далек от истории, воспринимают бетонные плиты без каких‑либо негативных коннотаций, лишь как эстетичный и оригинальный архитектурный фон, используя мемориал для селфи, физической активности и релакса. За первые 5 лет мемориал посетили около 8 миллионов человек, и лишь 2 с небольшим миллиона — спустились в подземный информационный центр. Среди еврейской общины мнение о мемориале Айзенмана — амбивалентно. Многие считают такой художественно-дизайнерский подход к увековечиванию памяти о жертвах неоправданно легкомысленным.
Позже Питер Айзенман признал, что его памятник получился «слишком красивым». В своей книге «10 канонических зданий 1950‑2000», которая вышла в 2017 году, Питер Айзенман в качестве канона описывает Еврейский музей Дэвида Либескинда.
Музей Второй мировой войны в польском Гданьске, открывшийся в 2016 году — деконструктивистское и эмоциональное вмешательство в историческую среду. Из описания архитектурной студии Kwadrat: «Подземная часть музея — это путь через ад войны, путешествие во времени. «Возвращение к реальности» начинается с уровня земли и общественного пространства, окружающего музей, места для размышления, для осмысления полученного опыта. Прошлое — формирует будущее, и когда зритель поднимается в башню к свету, он поднимается к надежде и свободе, он видит старый и молодой город Гданьск».
Мемориал Питера Айзенмана — пример кризиса дизайнерской мысли в решении мемориальных задач
Мемориал жертвам Холокоста в Лондоне. Осенью 2017 года жюри огласило победителя в конкурсе проектов мемориала жертвам Холокоста в Лондоне. Победу одержала работа архитекторов Дэвида Аджайя и Рона Арада. Мемориал увековечит память не только шести миллионов евреев, но и всех жертв нацистской расовой политики и ксенофобии. Перед архитекторами поставили задачу — «с помощью архитектуры и дизайна рассказать людям о страшной трагедии и передать ее масштабы». Если двигаться по парку от здания парламента вдоль Темзы, то в южной его части посетитель выйдет к ритмической группе из установленных параллельно пластин, уходящих под землю. Согласно концепции, бронзовые пластины — это архитектурные информационные слои, а пространства между ними представляют 22 страны, в которых еврейские общины подвергались репрессиям.
Архетипы: обелиски и зиккураты
Основные задачи мемориальной архитектуры на постсоветском пространстве — отдать дань героизму воинов, напомнить их потомкам, что жертвы были не напрасны. Образы и чувства самих жертв — бомбежек, блокады, голода, этнических чисток, холокоста, тоталитаризма — для идеологов становятся вторичными. А контекст «война — как бессмысленная кровавая бойня» — до сих пор табуирован.
Пергамский алтарь
1-я пол. II в. до н.э. мрамор, горельеф. 9 × 113 м.
В настоящий момент экспонируется в берлинском Пергамском музее, построенном специально для этой цели
Теорию советской мемориальной архитектуры емко сформулировал архитектор Георгий Гольц еще в начале Второй мировой: «Пройдут дни битв, и первейшей потребностью советского народа явится стремление утвердить в веках славу, героизм и подвиги суровых дней войны. Монументальная архитектурная форма наиболее полно и достойно может ответить этой великой потребности».
Монумент Советской конституции. Был воздвигнут на Тверской площади Москвы в 1918 году по проекту архитектора Дмитрия Осипова, а через несколько месяцев дополнен бетонной статуей Свободы, выполненной скульптором Николаем Андреевым. Неоспоримым преимуществом проекта была возможность возвести памятник в кратчайшие сроки, к тому же, идея обелиска, несмотря на то, что это было откровенное подражание и продолжение имперского стиля, понравилась Ленину. Однако в отличие от египетских обелисков, которые были высечены из цельных гранитных глыб, первый советский обелиск сложили из кирпича, оштукатурив смесью с гранитной крошкой, поэтому уже через несколько лет он начал разрушаться и был снесен в апреле 1941 года.
Из всего разнообразия архитектурных форм наиболее отвечающим «великим потребностям» советские идеологи сочли обелиск и пирамиду (зиккурат). По одной из исторических версий археолог Фредерик Поульсен после смерти Ленина предложил архитектору Алексею Щусеву изучить чертежи Пергамского алтаря, египетских пирамид, персидских гробниц, и храмовых шумерских построек — в качестве прототипов для мавзолея. В результате слияния этих форм Щусев спроектировал внушительную, монументальную гробницу, с мощной и тяжелой аурой. В дальнейшем — форма ступенчатой башни многократно тиражируется в мемориальных сооружениях на территории СССР.
Национальный монумент Холокоста в Оттаве. В сентябре 2017‑го в Оттаве открылся монумент, над проектом которого работала студия архитектора Даниэля Либескинда в коллаборации с канадским фотографом Эдвардом Буртынским, ландшафтным архитектором из Монреаля Клодом Кормье и исследователем Холокоста Дорисом Бергманом. Либескинд остался верен деконструктивизму — ломаные линии и высокие стены из бетона. С высоты птичьего полета монумент выглядит как деформированная звезда Давида.
Вообще советские чиновники были поклонниками, как сейчас сказали бы, «архитектурных уток». Административные здания должны быть единообразны, а могилы героев — узнаваемы.
Аппельбаум против Мамошина
Понятно, что над архитекторами советской эпохи всегда висел дамоклов меч идеологии и пропаганды. Но и четверть века спустя, судя по последним объектам, на постсоветском пространстве идеология главенствует до сих пор. Архитекторы продолжают действовать в соответствии с императивами, спускаемыми «сверху».
Белорусский государственный музей истории Великой Отечественной войны — символ доблести и славы
Яркий пример — новое здание Музея Великой Отечественной войны в Минске открыли в 2014 году, в канун 70‑летия освобождения. Александр Лукашенко еще в 2010 году четко обозначил концепцию: музей должен был стать не очередным архитектурным украшением Минска, а символом доблести и славы белорусского народа в борьбе с фашизмом, местом, воспитывающим в белорусах патриотизм и готовность защищать Родину.
Типовые памятники на братских могилах. В 1947 году Комитет по делам Архитектуры при Совмине СССР — издает альбом с типовыми проектами памятников над братскими могилами воинов. С одной стороны, военные потери были настолько велики, что на индивидуальное проектирование просто не хватало ресурсов, с другой — власти не могли оставить без контроля такую важную с точки зрения влияния и пропаганды сферу. Охарактеризовать все 44 проекта, представленные в альбоме, достаточно просто — обелиски и зиккураты. Так культовые и храмовые формы древнего Египта и Междуречья окончательно закрепились в памяти советских граждан, как архетипы советской мемориальной архитектуры.
Фасад здания решен в виде брызг праздничного салюта. Несмотря на современные деконструктивисткие формы, зрелищный интерактивный формат экспозиций — это триумфальная архитектура, с неприкрытым нарративом победоносности. Посетителям расскажут о потерях и оккупации, но — лишь во вторую очередь, главное — победа.
«Неприступная крепость»
Проект петербургской Архитектурной мастерской Мамошина — тяжелое массивное здание, окруженное колоннадой, каждая опора которой увенчана датой. «Метафора крепости, окруженной рвами-каналами, заполненными водой, — основа генерального плана», — поясняют авторы концепции. И ссылаются на стиль дворцов коммунизма Якова Чернихова.
Международный конкурс на разработку музейно-выставочного комплекса «Оборона и блокада Ленинграда» на Смольной набережной Санкт-Петербурга был объявлен в мае 2017 года. В конкурсе приняли участие девять архитектурных бюро из разных стран, в том числе, всемирно известная норвежская Snøhetta. Изначально организаторы конкурса не задавали жестких рамок — только ограничили высотность здания 25 метрами. А в остальном, как сказал один из представителей оргкомитета, «стилистика — дело авторское, и уверен, что мы получим самые разные представления о будущем музее в ходе конкурса». Бюджет строительства оценили в 1,5‑2 миллиарда рублей.
«Навстречу свету». Архитектурное бюро Snøhetta из Норвегии предложило необычный проект — авторы решили отказаться от единого массивного строения в пользу сада. Основные помещения музея предлагалось погрузить под землю, оставив лишь небольшие бетонные блоки-входы и башню с вертикальной экспозицией. В оформлении зеленой крыши Snøhetta предложила использовать капусту — это отсылка к блокадному огороду на Исаакиевской площади.
По итогам онлайн-голосования проект Мамошина, образец имперской архитектуры набрал большое количество голосов и даже вышел в финал. Победитель был определен после подсчета голосов и консультаций с жителями блокадного Ленинграда и ветеранскими организациями — сообщили организаторы конкурса. «Садовый» проект «Снохетты», а также изящное предложение от «Лахдельм & Махламяки» и Аппельбаума — остались за бортом. Как и химерический «дворец коммунизма» от Архитектурной мастерской Мамошина.
«Реквием». Проект финского бюро «Лахдельма & Махламяки» совместно с американским «Агентством Ральфа Аппельбаума», создателем Мемориального Музея Холокоста в Вашингтоне можно назвать разновидностью лабиринта. Двигаясь вдоль спирально закрученного фасада, покрытого сеткой с эмалью и позолотой, посетители проходили бы по маршруту «Нить жизни». В оформлении интерьеров архитекторы предлагали использовать фарфоровые элементы.
Комплекс «Оборона и блокада Ленинграда» будет построен по компромиссному проекту «Студии 44» Никиты Явейна. По словам архитектора, его проект — это попытка найти баланс между двумя полярными взглядами на блокаду и архитектуру памяти.
«Выстоявший город». Проект архитектурной мастерской «Студия 44» Никиты Явейна, победитель конкурса. Архитекторы скомпилировали архетипичный образ — холм-ступенчатую пирамиду с принципами деконструктивистских лабиринтов. Восемь объемных блоков: «Холод», «Голод», «Огонь», «Скорбь», «Быт», «Культура», «Наука», «Производство» — погружены в холм, и каждый из них представляет собой отдельное тематическое пространство.
«Мне кажется, что сегодня тема блокады, скорее, разъединяет людей, заставляя их спорить и конфликтовать между собой. Вместо того, чтобы их объединить. Одни говорят, что это трагедия, ужас, кошмар, это убийство множества людей, которое спровоцировано тоталитарным режимом. Другие видят в ней только нашу победу, воинскую доблесть, беспримерное мужество и стойкость мирного населения. Но, на наш взгляд, блокада — это все вместе. Она — как символ XX века, который соединяет необъединимое… Кто‑то придет к выводу, что это рассказ о победе. Кто‑то — что это рассказ о смерти и жизни» — Никита Явейн в интервью изданию archi.ru.
«Бабий Яр» — болевая точка Киева
Первый памятник на месте расстрелов в Бабьем Яру должен был появиться еще в 1945 году. Было принято Постановление Совета народных комиссаров СССР и Центрального комитета КП (б) У «О сооружении монументального памятника на территории Бабьего Яра», составлена смета. Главный архитектор Киева Александр Власов спроектировал мемориал в виде черной пирамиды. Строительные работы откладывали из года в год под благовидным предлогом, что в послевоенном Киеве есть более насущные проблемы, требующие немедленного решения.
После всесоюзного скандала в 1961 году, вызванного стихотворением Евтушенко «Над Бабьим Яром памятников нет», киевским властям пришлось вернуться к теме увековечивания памяти жертв нацизма. Объявили новый архитектурный конкурс. А затем еще один. Скульптурный памятник открыли летом 1976 года, лицемерно обойдя в его названии тему массового уничтожения евреев. Он назывался «Советским гражданам, военнопленным солдатам и офицерам Советской Армии, расстрелянным немецкими фашистами в Бабьем Яру».
Лапидарий — плиты с довоенного еврейского кладбища
Временная экспозиция была установлена вдоль «Дороги скорби» в 2017 году. Надгробные камни и ограды Лукьяновского еврейского кладбища использовались заключенными Сырецкого концлагеря для постройки печей с целью сожжения тел погибших. По свидетельствам очевидцев, уничтожение надгробий и осквернение склепов проводилось и после окончания войны. Писатель и диссидент Виктор Некрасов писал об этом так: «Сначала решили забыть и замыть Бабий Яр. Потом уничтожили старое еврейское кладбище, соседствовавшее с Бабьим Яром. Осквернили и разбили памятники. Затем разогнали людей, которые в день 25‑й годовщины расстрела собрались на том месте, где погибли их отцы, братья, сестры. Участников этого якобы «сионистского сборища» стали прорабатывать, вызывать на партбюро. В том числе и меня… Через две недели рядом с шоссе, ведущим на Шулявку, появился вдруг камень с надписью, что здесь будет сооружен памятник жертвам временной фашистской оккупации города Киева. Вскоре объявлен был конкурс на этот памятник».
В годы независимости Украины вопрос о строительстве музея и мемориального центра Холокоста — поднимался неоднократно, в том числе, по инициативе Израиля. Несколько раз доходило до презентации архитектурных макетов — как минимум, один проект предлагали израильские архитекторы, а второй — авторства профессора Национальной академии изобразительного искусства и архитектуры Ларисы Скорик — в 2013 году даже прошел утверждение в Минкульте. И вновь все замерло. Процесс напоминает танцы на костях — шаг вперед, два назад, и провоцирует такое явление как негационизм (отрицание Холокоста).
Здание старой конторы еврейского кладбища по ул. Мельникова, 44. В 2016 году было передано заповеднику «Бабий Яр» для организации временной экспозиции. Но до сих пор на фасаде отсутствует какая‑либо информация о наличии выставки, да и в целом здание выглядит заброшенным.
Весной 2017 года в Киеве был презентован Благотворительный фонд «Мемориальный центр Холокоста «Бабий Яр», объявлено о решении создать Мемориальный центр жертв Холокоста, который объединит функции музея, исследовательского и образовательного центров. В октябре глава исполнительного совета Еврейского агентства Натан Щаранский сообщил, что здание возведут на месте заброшенного спорткомплекса на Дорогожичах. Открытие запланировано на 2021 год. Бюджет — около $100 миллионов. Архитектурный конкурс проектов, как анонсировалось еще в марте, должен был быть объявлен осенью 2017 года. Но этого так и не произошло. На самом деле — времени критически мало, 4 года — очень небольшой срок для реализации.
«Мы очень надеемся, что благодаря работе Мемориального центра, трагедия Бабьего Яра займет достойное место в общеукраинском пространстве коллективной памяти, что мы сможем преодолеть «конкуренцию жертв», выработать тот язык, на котором Украина сможет рассказать о трагедии Холокоста на своей территории во всей ее сложности и многогранности и сформулировать четкое послание в будущее — Украина никогда не поддержит режима, готового пренебречь ценностью человеческой жизни ради триумфа какой‑либо политической идеологии. Слишком страшным путем мы к этому пониманию пришли. Слишком больших жертв нам это стоило» – Яна Баринова, исполнительный директор Мемориального центра «Бабий Яр».
Тонкой линией. Контрмонументы
Социолог Дарина Пирогова занимается сбором и анализом примеров малых архитектурных форм, которые по степени художественной выразительности и влияния на человека не уступают крупным памятникам и мемориалам. В декабре 2017 года она представила в Киеве книгу «Альтернативные монументы и мемориальные практики», в которой попыталась объяснить, какими способами можно рассказывать о трагедиях или о подвигах, не скатываясь в патетику, пропаганду и глорификацию войны. Чаще всего инициаторами создания альтернативных монументов являются рядовые граждане, а не власти. Средства собираются путем краудфандинга или их выделяют меценаты. Исследование темы альтернативных монументов — это изучение отношений между гражданами и государством в контексте символического права распоряжаться городским пространством.
Архитекторы уже поняли — большие формы не работают, вызывают отторжение, поскольку подчеркивают величие власти и ничтожество маленького человека
Дарина Пирогова, автор книги «Альтернативные монументы и мемориальные практики»
Дарина Пирогова, автор книги «Альтернативные монументы и мемориальные практики»:
«Традиция контрмонумента или альтернативного монумента пришла из Германии. В 70‑80‑х годах XX века там пришли к мысли, что необходимо переосмыслить память о Второй мировой, о роли Германии. Уже было сказано так много об искуплении вины, что произошло притупление чувств. В поиске выразительности доходило до абсурда — например, в память о Холокосте предлагали даже разрушить Бранденбургские ворота в Берлине, мол немцы должны пожертвовать национальным наследием, принести символическую жертву во искупление…
Памятник Героям Небесной Сотни.
Установленный в ноябре 2016 года на фасаде здания Ивано-Франковской областной госадминистрации. Барельеф, изображающий ряд человеческих силуэтов. Их нижняя часть каменная, верхняя — зеркальная. Рядом выгравированы цитаты украинцев из соцсетей. Над проектом работали скульптор Владимир Семкив и архитектор Юлия Семкив. О концепции памятника Владимир Семкив рассказал так: «Почему зеркало? Потому что это позволяет расширить трактовку. «За что мы боролись? Кто у власти? Почему все так? За что они погибли?» — эти вопросы постоянно поднимаются в обществе. Я считаю, что начинать нужно с себя. Чтобы каждый мог прийти, посмотреть себе в глаза и сказать конкретно, что я делал на Майдане: как поддерживаю наших воинов в АТО; что я вообще делаю, чтобы изменить будущее».
Пришло понимание, что не все истории, частные истории, можно рассказать с помощью крупных монументальных форм. По понятным причинам, масштабные памятники или несоразмерно огромные здания ассоциируются с империями, вождями, величием власти и ничтожеством маленького человека. Архитекторы говорили — такие трагедии, как Вторую мировую и Холокост, немыслимо изобразить в искусстве. Как, в какой форме? В поиске таких новых выразительных средств родилась традиция контрмонумента, интерактивного монумента.
Например, в Германии не демонтировали памятники солдатам Третьего рейха, но рядом появляются контрмонументы. В Гамбурге три года назад установили памятник дезертирам, людям, которые в 40‑е в Германии имели смелость отказаться брать в руки оружие вопреки официальной идеологии, вопреки пропаганде. И теперь они стоят рядом — памятник 1936 года немецким солдатам, возле него — контрмонумент со сломанной свастикой, и между ними — памятник дезертирам. Это коммуникация монументов. Подход такой — «мы уважаем историю, мы ничего не разрушаем, но мы развиваемся, совершенствуемся и информируем».
“Туфли на набережной Дуная” – мемориал в память о жертвах Холокоста
Что касается нас — традиция отличается. В Киеве еще нет мемориалов событий последних лет, но то, что делается в регионах, — это повторение традиций Советского Союза: прославление воинов и замалчивание жертв. Такой однобокий подход — это героизация, глорификация войн. Есть и исключения, например, в Ивано-Франковске, в память о Героях Небесной Сотни установили очень деликатный памятник, который гармонирует с городской средой. Он очень прост по форме, но имеет мощный эмоциональный посыл».
Выразительная сила чугунной обуви на набережной Дуная в разы сильнее, чем имена, высеченные на черном обелиске
Ревизия прошлого с позиций настоящего, которую сейчас пытаются стихийно реализовать в Украине — оборачивается банальным вандализмом по отношению к мемориалам прошлой эпохи. Традиция «зачисток» исторического пространства, запущенная идеологами СССР и подхваченная их наследниками в независимой Украине опасна еще и тем, что ограничивает срок жизни мемориальных сооружений последних лет — в случае, если маятник качнется. Культура контрмонументов способна положить конец «войне памятников», и похоже, запрос общества в этом направлении уже сформирован.
Памятник Анатолию Кузнецову, жителю Куреневки, свидетелю, описавшему уничтожение евреев в Киеве, на пересечении улиц Петропавловской и Кирилловской — пример альтернативного монумента. Скульптура изображает мальчика, который читает вывешенный на стене дома приказ оккупационной власти в 1941 году. Памятник был заказан и установлен на средства неизвестного мецената в 2009 году. Скульптор Владимир Журавель. Фото: panoramio.com / Sveta BSveta
Тихие монументы
Предостережение, побуждение к действию и — утешение. Мемориалы, которые задуманы и спроектированы с целью облегчить боль от невосполнимой потери родственников жертв, — это довольно распространенная практика. Один из последних примеров — «живой мемориал» пассажирам рейса МН17, погибшим в результате крушения в небе над Украиной. Он был открыт летом в Нидерландах, близ аэропорта Схипхол.
Архитектор Роберт де Конинг спроектировал ландшафт — парк в форме памятной ленты, окруженный подсолнухами, которые напоминают о поле на Донбассе, куда рухнули обломки самолета. В парке высажены 298 деревьев — по числу жертв. Дизайнер вместе с родственниками погибших выбрал 11 сортов деревьев, которые цветут в разное время. Это сделано, чтобы облик парка был изменчивым, сохраняя у скорбящих светлое ощущение продолжающейся жизни. В центре ландшафта установлена скульптура Рональда Вестерхяюса — стальная стена с круглым отверстием в центре. Перед ней — установлен стальной глаз, радужка которого напоминает экран радара с именами жертв катастрофы.
Скульптор выбрал сталь, как материал, подверженный влиянию времени, на котором дождь и солнце будет оставлять свои следы. Коррозия, пожирающая плиту, должна напоминать о хрупкости человеческой жизни. С годами скульптурная часть монумента, возможно, разрушится и исчезнет совсем, и посреди поля останется лишь островок парка со взрослыми деревьями.
Новая информация об архитектурном конкурсе на проект Мемориального центра Холокоста “Бабий Яр” доступна по ссылке.
