В 1959 году доцент Высшей школы искусств Гамбурга начинает занятие в классе с того, что выбирает точку где-то на стене и из этой точки разматывает одну бесконечную линию, проводя ее по полу, окнам и дверям аудитории. В течение двух дней и двух ночей Фреденсрайх Хундертвассер, его друзья и его ученики без остановки, сменяя друг друга, два дня и две ночи рисуют эту спираль, не смотря на настойчивые требования администрации школы прекратить «хулиганство», срывающее учебный процесс.
Руководство не только называет перформанс «неприкрытым издевательством над искусством», но отключает свет в аудитории и, в итоге, насильно останавливает художников. Линия прерывается на высоте 2,5 метров. Хундертвассер в знак протеста увольняется из учебного заведения. Ведь нет искусства там, где нет свободы.
Эту свободу Хундертвассер исповедует всю свою жизнь. Можно предположить, что знаменитый «голый манифест» о праве на «третью кожу» был представлен им в обнаженном виде, чтобы подчеркнуть эту самую внутреннюю свободу на самовыражение. А эффект разорвавшейся бомбы – следствие реакции консервативной публики на очередной скандал. О чем говорил Хундертвассер? О «больных» городах и «инфицированных» домах, о токсичности стандартизированной городской среды.
«Вы имеете право на преобразование вашего окна и стены вокруг него настолько, насколько ваша рука дотянется, и до тех пор, пока ваш дом подходит вам»
Он смело и четко заявил – здоровыми считает только творения Гауди. Ну, разве что еще захолустные районы со стенами трущоб, расписанных граффити, и жилища примитивных народов. Каждый человек, по мнению Фриденсрайха, имеет право изменить свою «третью кожу» – покрасить наружные стены собственной квартиры в свой любимый цвет, а окна сделать такими, как нравится – большими или маленькими, зеркальными или прозрачными, разноцветными, витражными… Другими словами, полвека назад он громко заявил: «celebrate diversity”!
Другим гением, которым восхищался Хундертвассер, был австрийский художник-экспрессионист Эгон Шиле. Его «лоскутность» и способность выражать острую, драматическую красоту, его «быстрый» взгляд на мир и особенная цветовая палитра повлияли на творческую манеру Фриденсрайха и в части графических работ, и немного позже, когда в возрасте 45 лет Хундертвассер увлекся зодчеством, – на его архитектуру:
«Всё дело в стенах. Стенах городов и домов. Это произвело на меня огромное впечатление. Они светились в темноте. Для меня дома Шиле были живыми существами. Я впервые почувствовал, что внешние стены подобны коже. Он писал их так, словно нет никакой разницы между кожей обнажённой девушки и кожей дома. Эта третья кожа продемонстрировала нечто, что вскрикивает и живёт, это было удивительно. Глядя на эти дома, чувствуешь, что они живые».
«Человек и природа должны жить в гармонии»
Живыми Хундертвассер делает и свои дома. Дома без прямых линий, в которых архитектура подчинена естественному ландшафту, дома с крышами, покрытыми травой и интерьерами, в которых главными «квартиросъемщиками» являются деревья, дома, похожие на лесистые холмы и зеленые пастбища. Дома, в которых нет ровных полов, но есть дюны и барханы. «Человек и природа должны жить в гармонии», – говорил Хундертвассер, предлагая совершенно головоломную геометрию в своих неравномерно окрашенных и оштукатуренных жилых пространствах, призванных вырвать обитателя из серости и обыденности и отучить общество от линейного мышления. Так, в знаменитой «Лесной спирали» в Дармштадте нет ни одного прямого угла, и из тысячи окон на фасаде жилого комплекса ни одно не повторяет другое.
Открыл ли Хундертвассер новый стиль в архитектуре? Да. Стал ли он массовым? Определенно нет, не смотря на паломничество туристов к объектам архитектора, как, к примеру, к его головокружительному дому в австрийской столице, который подсвечивается вспышками фотоаппаратов днем и ночью.
Когда мэра Вены Леопольда Гратца спросили, как тот вообще мог разрешить Хундертвассеру строить в центре Вены свое экспериментальное детище, он, подумав, ответил: «Я просто хотел предотвратить появление на этом месте чего-то уродливого».