Кажется, мы очень быстро привыкли ко знаку равенства между понятиями искусства и рынка. С большой ажитацией и — совсем чуть‑чуть — с завистью передаем друг другу новости об очередных рекордных ценах на предметы актуального искусства. И в ожидании удивленного смешка со стороны собеседника демонстрируем на экране смартфона снимок, собственно, самого объекта-рекордсмена. Зачастую вовсе не укладывающегося в привычные рамки эстетики. Не успели мы вдоволь насладиться собственным непониманием модернистов прошлого века, как на смену им пришли еще более сложные художники. А теперь нужно как‑то мириться с тем, что продается нечто, не имеющее физической формы. Как, например, виртуальная Марина Абрамович — в октябре этого года с молотка аукционного дома Christie’s уйдет произведение художницы The Life («Жизнь»), которое в феврале 2019‑го было продемонстрировано в лондонской Serpentine Gallery. Счастливый владелец лицензированного Абрамович продукта получит запись спектакля и устройство виртуальной реальности. Эстимейт — £600 тыс.
«Фиолент — хрустальная крошка», HD компьютерная анимация / цифровая печать, 2018 г.
Тем не менее инвесторы и коллекционеры все еще находятся под дамокловым мечом двух сложных вопросов — аутентичности объекта (эта проблема решена благодаря стартапу Artory, который разработал блокчейн-технологию создания цифровых сертификатов для предметов искусства, которые подтверждают их подлинность и учитывают провенанс) и средств для презентации и менеджмента коллекций цифрового искусства. Ведь само собой разумеется, что для полноценного рыночного успеха необходимы простые и понятные механизмы демонстрации, хранения и мувинга таких объектов.
При этом специалист по современному искусству Christie’s Стефано Аморетти подчеркивает, что самому рынку уже необходимо адаптироваться к спросу на диджитал и дополненную реальность: «Мы должны расширять границы».
О нынешних границах в области диджитал-арта, об источниках творческой энергии, необходимой для создания целой виртуальной вселенной, мы решили поговорить с художником Степаном Рябченко, встретившись с ним в мастерской его отца в Одессе.
Моя идея — построение своего собственного мира со всем сопутствующим на основе цифрового пространства
Сияющее во всех смыслах — белой глазурью и широкой улыбкой — «Гуляющее облако» чем‑то похоже на своего создателя. Ну разве что Степан предпочитает сдержанные темные тона в одежде. «Облаков» он сделал несколько: поменьше в фарфоре в 2013 г. и два года спустя побольше, в глазурованной керамике. Ее Степан представил на VII Большом скульптурном салоне в киевском «Арсенале». Наверное, это одна из самых монохромных работ в его послужном списке. И точно одна из самых эмоциональных. Именно такой была и реакция прессы на его творчество — восхищенная, слегка недоумевающая. Рассказывая об «Облаке», художник улыбается и каждый раз указывает на метафору свободы, которую выразил сначала в компьютерной модели, а затем в традиционном для Украины и несколько непредсказуемом материале: никогда не угадаешь, каким выйдет керамический объект в результате. Но безусловно будет отличаться от цифрового прототипа. И это тоже свобода.
Как и большинство родившихся в Одессе (Степан любит подчеркивать, что роддом № 6 находился в парке Шевченко — прямо у моря), он очень привязан к стихии. Говорит, что море — это источник. Отсюда, вероятно, в его работах столь много места отдано водной глади и так много внимания уделено отражениям.
Степан Рябченко. Фото: Александра Козаченко
PRAGMATIKA.MEDIA: Когда читаешь интервью с тобой, часто встречаешь попытку журналиста найти в тебе некие «отблески славы» известных художников, называя, например, украинским Дали. Или вот я нашел в тебе некий отзвук Такаси Мураками. Как ты к этому относишься?
Степан Рябченко: Тут все очень просто. Поиски сходств объяснимы и типичны для журналистов, искусствоведов, да и просто зрителей — им удобно расставлять все на полки, систематизировать и снабжать ярлычком (улыбается). В первую очередь Мураками — художник, который работает с тематикой традиционной японской культуры и культуры аниме, переводя их на популярный визуальный язык. Что касается Дали, то он трансформировал реальность. И строил образы на ее деформации, местами до неузнаваемости. В моих же работах понятие реальности отсутствует в принципе. Моя идея — это построение своего собственного мира со всем сопутствующим на основе цифрового пространства. Это такая игра, в которой я создаю свою версию вселенной.
«Искушение святого Антония», цифровая печать на алюминии, 2010 г.
P.M.: Зачем?
С. Р.: Мне нравится это. Мне интересно.
Несмотря на тот факт, что династия Рябченко насчитывала целых два поколения художников (дедушка Сергей Васильевич Рябченко работал в области станковой графики, отец Василий Сергеевич Рябченко — живописец, фотохудожник, классик «новой волны»), по словам Степана, его будущее как архитектора было решено на семейном совете. Потому что зодчество привлекало его способностью к синтезу искусств, возможностью создания гармонии функции и визуальной составляющей.
P.M.: Ты начал говорить о том, что создаешь мир — как архитектор. Ты же архитектор по образованию?
С. Р.: Да, я делал большие успехи в архитектуре. Мои проекты неоднократно были отмечены наградами. В этой области я сделал много наработок, которые до сих пор использую в художественных проектах. Такое внедрение архитектуры в искусство произошло естественно, поскольку я всегда стремлюсь к достижению гармонии между функциональной и образной составляющими.
«Ковчег». Из серии «Виртуальные ландшафты», цифровая печать, 2016 г.
P.M.: Давай вспомним период, когда ты проходил стажировку в Москве.
С. Р.: Это было на третьем курсе. Я стажировался в архитектурной мастерской Андрея Чернихова, внука легендарного авангардиста Якова Чернихова, одного из самых ярких представителей советского конструктивизма. К сожалению, за исключением одного небольшого сооружения, все его работы остались на бумаге.
P.M.: Это было прикосновение к чему‑то действительно большому? Как тот период повлиял на тебя?
С. Р.: Да, это произвело впечатление. Я попал в огромную мастерскую — масштабное пространство с десятком кабинетов, в каждом из которых работают архитекторы, инженеры, конструкторы. Отдельной была макетная мастерская, которую мы особенно облюбовали. Там находились всевозможные материалы для макетирования, горячая струна для резки форм из пенополистирола и т. д. Мы работали над различными проектами, среди которых, например, концепция поселка в городе Истра с домами кубической формы, каждый из которых при этом должен был быть уникальным. Я тогда много чего напридумывал… Даже дом в виде квадратного ломтика сыра был. Кстати, один из домов я трансформировал в 2010 г. в проект «Куб Ахилла» на острове Змеиный, который получил архитектурную премию. Еще мы принимали участие в проекте по реконструкции и расширению гостинично-спортивного комплекса «Олимпиец» в городе Химки, разрабатывали проект гаража-стоянки с наземным торговым центром на улице Краснопрудной и т. д. Это был бесценный опыт и колоссальный заряд!
«Камневидный Венценос», «Алхимикус Благоухающий», «ЦветоНос». Из серии «Виртуальный сад», цифровая печать, 2016-2019 гг.
P.M.: Скажи, по‑твоему, зритель сегодня стал более ленивым? Нужно ли ему разжевывать образы и символы в произведениях искусства?
С. Р.: Часто слышу этот вопрос. А почему мы вообще должны об этом задумываться? Зритель такой, какой он есть. И контекст он воспринимает ровно так, как воспринимает. Я не думаю об этом. Потому что постоянно занят своим делом. Когда же бываю на выставках, встречаю там в основном подготовленных людей. Зритель мне всегда интересен, он трактует работу по‑своему.
Вспоминаю случай на выставке с моей семиметровой работой «Судный день». Я долго рассказывал присутствующим о подоплеке и символизме. После одна девушка, выслушав мой рассказ, предложила свою версию: она увидела там абсолютно светлую, потрясающую сказку, в которую ей легко было погрузиться, необъяснимую и «заряжающую»! И я подумал, что так прочесть нарратив намного лучше, чем просто согласиться с моей версией. И нужно ли мне было переубеждать ее? Я не стал делать этого. Чем сильнее работа пробуждает фантазию каждого отдельного зрителя, тем она богаче и интереснее.
Проект Центра современного искусства в Одессе, 2009 г.
В пространстве студии Василия Рябченко, отца Степана, мы окружены его масштабными холстами. Работы же Рябченко-младшего разглядываем на экране ноутбука. Не возьмусь говорить о преемственности поколений, но родственность двух художников самоочевидна. Мы пьем чай и говорим о красоте, и каждый из нас оправдывает это словоупотребление по‑своему. Степан проводит параллели между красотой и созиданием. Тем не менее одна из ранних его серий посвящена отнюдь не безобидным формам. Цикл «Компьютерные вирусы» художник начал в 2008 г. — тогда же в Одессе открылся Музей современного искусства, где и была показана работа Chameleon. Тот же год для Степана ознаменован началом работы над «Электронными ветрами» — анимацией, занявшей в рамках выставки «Медіазалежність. Українська версія» центральное место под куполом столичного Украинского дома в конце прошлого года.
«Явление», скульптура, Центр современного искусства М17, Киев, 2019 г. Фото: Алик Усик
С. Р.: Еще раз подчеркну: я не планировал быть художником. Хотел создавать огромные здания как скульптуры в пространстве, в которых бурлила бы жизнь и которые перевернули бы само понимание градостроительства. Мои идеи не были реализованы. Я подумал: и не нужно! Грандиозные утопии я стану создавать в своем компьютере. Пусть они останутся в виртуальной реальности, а люди будут о них мечтать. Это вышло спонтанно. Я как художник миновал стадию работы с традиционными медиа. Вошел в искусство архитектором и остаюсь им — архитектором цифрового пространства. Я проектирую среду в формате изображения, и у меня амбициозные задачи: знаю, как трансформировать общественные пространства с помощью компьютерной анимации, применяя LED-системы или же создавая масштабные световые инсталляции. Я также переосмысливаю скульптуру, предлагаю «оживить» ее, используя цифровую материю вместо традиционных материалов. Такая скульптура, возможно, появится в одесском аэропорту (Степан Рябченко с объектом «Сфера» выиграл международный конкурс на лучшую скульптуру-символ воздушных ворот города. — Прим. ред.).
«Электронный Эвр», «Электронный Борей», «Электронный Нот». Из серии «Электронные ветры», 300 х 300 см, LED экраны, HD компьютерная анимация, 2008–2018 гг. Фото: Сергей Ильин
Таким образом, та творческая модель, которую я использую, имеет, по сути, неограниченные возможности. Сегодня интересующий меня образ реализуется как принт и выставляется в музее, а завтра с помощью трехмерных принтеров или пятикоординатных станков легко преобразуется в масштабные скульптуры для городских пространств. Так, мои «Виртуальные цветы» однажды могут стать небоскребами в каком‑то из мегаполисов. Я хочу стереть границу между собственным виртуальным миром и объективной реальностью.
Я как художник миновал стадию работы с традиционными медиа
P.M.: Кто твой коллекционер?
С. Р.: Он разный. В Украине это в основном известные люди. Сейчас добавилось большое число коллекционеров из сферы IT-технологий. И конечно, это девелоперы, которые реализуют крупные городские объекты. Сейчас я работаю над созданием масштабных скульптур — порядка 10 м в высоту. Мои заказчики — творчески мыслящие людьи, серьезно задумывающиеся о создании комфортной среды обитания, в которой будет задействовано все многообразие творческих возможностей.
В этом году я стал финалистом крупнейшего международного конкурса, который сейчас проходит в американском штате Флорида, в городе Тампа. Среди финалистов такие титаны современной арт-сцены, как Рефик Анадол, Элис Айкок, Джейсон Брюджес и другие. Заданием конкурса является создание огромной работы для Tampa International Airport, который уже находится в активной стадии реконструкции и до 2023 г. станет одним из крупнейших аэропортов страны. И для меня это, конечно же, большая честь и вдохновение. Я создал свою самую масштабную и технически сложную цифровую работу в жанре компьютерной анимации со звуковым сопровождением, специально написанным моим братом Сергеем Рябченко. Он создал просто потрясающую современную цифровую музыку, которая очень обогатила мою визуальную часть.
«Рука благословляющая», 500 х 500 см, неон, 2012-2013 гг., «Saatchi Gallery», Лондон, 2014
P.M.: Ты очень много выставляешься на Западе, участвуешь в международных конкурсах. А где тебе хотелось бы жить?
С. Р.: Мне очень нравится жить в Украине. Я обитаю в любимой Одессе, рядом с любимыми людьми, и занимаюсь любимым делом. Для меня это идеальный вариант, потому что свои работы я создаю на компьютере и реализую их при помощи новых технологий, что позволяет легко работать дистанционно для любой точки мира.
Путешествовать как турист я не люблю, мне нравится быть там, где я нужен. В таких случаях я ощущаю себя приглашенным гостем и с большим интересом начинаю интересоваться и изучать новое место. А для перезагрузки я предпочитаю походы на море и природу.
Я создаю работы и задаю те темы, которые интересны мне и которые имеют шанс направить зрителя в созидательное русло. Считаю это важным моментом, потому что художник иногда забывает, для кого он все это создает. Для себя? Да, но не только.
Образ, форма, цвет, звук… Все это отражение той реальности, в которой находится мое сознание, или же той реальности, о которой мое сознание мечтает. Искусство я воспринимаю как парадокс, загадку. Поэтому не все, что я делаю, можно объяснить словами, да и не считаю, что это необходимо. Искусство — это свобода.
