Пройдя по бесконечно длинному нефу, прошел трансепт, проскользнул мимо пустых ныне скульптурных надгробий 46 королей и 32 королев Франции, многочисленных принцев и принцесс и десятки французских грандов, попадаешь в место поистине волшебное. Здесь, в апсиде, пучки стройных колонн становятся чуть ли не болезненно изящными, они возносятся вверх с невероятной легкостью, поддерживая на большой высоте — в 32,5 метра — замковый камень, к которому сбегаются тонкие стройные. , кроме декоративной, важнейшую функцию снижения колоссального давления свода здания на стены и перенося его на угловые опоры.
Сен-Дени стены перестают играть первую скрипку в поддержке всей конструкции здания
Нервюрная сеть, использованная в аббатстве впервые на территории Франции, решила еще одну проблему, с которой не могла справиться большая монументальная архитектура античности — проблема освещения. В Сен-Дени стены перестают играть первую скрипку в поддержке всей конструкции здания. И автор проекта аббатства получает возможность сделать стены почти невидимыми, прорезав в их плоскостях огромные витражные окна, сквозь которые в пространство храма льются потоки света. А мир, окрашенный в нежные тона витражей, имеет особое, мистическое значение.
Сосвета все началось. Вернее, соспора о том, кто наделил его сверкающие струи символическими характеристиками, почти приравнял к божественной эманации, видимому отражению небесного блага. Дионисий Ареопагит, ученик апостола Павла, по общему мнению средневековых отцов церкви, был тем самым христианским мистиком, который позволил каждому грешнику прикоснуться к иманентному Абсолюту — путем созерцания актуального света как отражения мистического «Света и мира». Этот новый путь к восхождению из плена материального мира к высотам мира божественного Дионисий открыл в своей работе «О небесной иерархии», которой с пятого века зачитывались мистики и философы. В их числе был и Сугерий, обучавшийся при аббатстве, носящем с незапамятных времен имя Дионисия и хранившем, как считалось, мощи святого мученика, принесшего, к тому же, христианство у этой земли и без.
Псевдо-Дионисий Ареопагит
По преданию, Дионисий проповедовал христианство в Риме, в германских землях и в Испании, затем он перешел в Галлию и стал первым епископом Лютеции, то есть Парижа. Во время преследования христиан языческими властями Дионисий и еще два проповедника были схвачены и обезглавлены на вершине горы Монмартр. Именно в связи с их казнью эта гора и получила свое современное имя: по-французски Montmartre — гора мучеников. Затем словно святой Дионисий взял свою главу, прошествовал с ней в храм и только там пал мертвый. Благочестивая женщина Катулла погребла его останки. Позднее на этом месте выросло аббатство Сен-Дени.
Автора труда «О небесной иерархии», входящего в так называемый корпус «Ареопагитики», сегодня принято называть Псевдо-Дионисием Ареопагитом, поскольку в XIX веке католические ученые Хуго Кох и Йозеф Штигльмайер убедительно доказали жесткую зависимость его воззрений от философии Прокла Диадоха, творившего в V веке— на целых четыреста лет позднее ученика Апостола Павла. Масла в огонь споров о личности Псевдо-Дионисия подлил в свое время Лютер, назвавший его «больше платоником, чем христианином».
«Каждое существо,— писал Дионисий,— видимое или невидимое, есть свет, вызываемый к жизни Отцом всякого света… Этот камень или этот кусочек дерева для меня свет. Ибо я вижу, что они хорошие и прекрасные».
Еще один философ и богослов восхищался доктриной света Дионисия. Петра Абеляра, которого называют первым интеллектуалом средневековой Европы, глубоко затронула эта идея. Тронула настолько, что она — эта университетская звезда, собиравшая на пагорбе святой Женевьевы толпы студентов, готовых затаить толкование самых темных ветхозаветных пророчеств, — оставил свободную жизнь голиарда и принял сан настоятеля аббатства.
Петра Абеляра называют первым интеллектуалом средневековой Европы
Нетрудно представить себя, как два схоласта, Петр и Сугерий, мирно беседуют в тени тогда еще скромной базилики святого Дионисия, обсуждая эти строки, написанные Ареопагитом в письме к какому-то монаху Гаю:
«Мрак исчезает при свете, а тем более при ярком свете; незнание изгоняется познаниями, а тем более большими познаниями».
Впрочем, большие познания и стремление к истине сыграли с Абеляром злую жару. Усомнившись в том, что Дионисий, рассуждавший о божественном свете, и мученик, казненный на Монмартре, — одно лицо, Петр углубляется в поиски. И находит в труде Беды Достопочтенного, в авторитете которого сомневаться не приходилось, информацию о том, что парижский Дени — всего лишь малоизвестный святой Дионисий Коринфский, не имеющий никакого отношения к прославленному ученику апостола Павла. Жуткий рассказ об этом поставил Абеляра, аббата монастыря, посвященного этому святому, в незавидное положение еретика, осуждаемого даже подчиненным ему клиром. Взбешен был даже не отличавшийся вспыльчивым характером Сугерий.
Аббат Сугерий
Крепкий хозяйственник, вышедший из обычной семьи, далекой от аристократии, Сугерий заботился не только о благосостоянии вверенного ему монастыря. Его, игравшего роль премьер-министра при двух королях Франции, называли «Посредником и залогом мира» (Mediator et pads vinculum). Когда Людовик VII отправился в крестовый поход, французское регентство он покинул Сугерию, а вернувшись, получил — это чудо! — не только подвязку полную казну, но странную мирную и объединенную. Сугерий уже был награжден титулом «Отец отечества».
При всем нарочитом смирении, Сугерий, тем не менее, был славен. Такое суждение следует хотя бы даже из того факта, что на многочисленных подписанных элементах его грандиозной постройки стоит только одно его имя, и никаких упоминаний имен строителей, каменщиков или архитекторов.
Да и многочисленные изображения Сугерия говорят о том, что он «вместил в себя аббатство». А некоторые исследователи идут еще дальше, указывая на своеобразную суперкомпенсацию аббатом малого роста и незнатного происхождения.
Святотатство, в котором обвинили Абеляра, привлекло внимание к его персоне со стороны еще одного видного отца церкви. Бернар Клервосский, мистик и подвижник, припомнил мятежному философу каждое неосторожное суждение, когда-либо высказанное и написанное Петром. Он произносит пламенную речь в обвинение философа. Абеляра бросают в тюрьму. Его место настоятеля аббатства Сен-Дены занимает Сугерий.
Абеляр засомневался в том, что дионисий, рассуждавший о божественном свете, и мученик, казненный на Монмартре, — одно лицо.
Аббатство более 100 лет служило усыпальницей французских королей. Во время первой французской революции собор сильно пострадал: он поочередно служил храмом Разума, артиллерийским депо, театром и соляным магазином. Поскольку было отменено почитание святых, изменили даже название пригорода, и Сен-Дены превратился во Францию.
Кем бы ни был автор «Ареопагитик», запавших в душу Абеляру и Сугерию, деятельную натуру последнего он подтолкнул к еще большим свершениям. Для того, чтобы вернуть статус Сен-Дены, который так легко подверг сомнению Петр, Сугерий старательно накапливает скарбы в своем храме. Золотые сосуды, хрусталь и драгоценные камни таинственно замерцали на алтаре в полумраке древнего святилища. Суровый аскет и грозный обличитель Бернар Клервосский осуждает Сугерия, обвиняя его в стяжательстве. Аббат, игнорируя эти упреки, заказывает еще более пышное убранство — здесь все должно сверкать, отражать, испускать свет, заполняя священное пространство, воздействуя на молящихся, напоминая им о Небесном Иерусалиме, исполненном божественного сияния.
Заполненная до отказа ценностями, сама базилика, заложенная еще меровингским королем Дагобертом в седьмом веке, почти четыреста лет существования практически пришла в упадок. Уже злополучный Пьер Абеляр в бытность свою настоятелем аббатства горечью сообщал о дырах в стенах, поврежденных колоннах и башнях, готовых рухнуть. Деятельный же Сугерий не тратит время на пустые жалобы, у нового рачительного хозяина монастыря рождается идея— базилику нужно перестроить, попутно приведя ее в соответствие с идеями святого патрона о божественном свете. Оцените смелый и элегантный замысел аббата — структуру нужно совсем оставить плотной оболочки, заменив ее массивные каменные стены сплошными панелями из цветного стекла!
Сугерий решился применить во Франции прием, уже в какой-то степени проработанный поздними романскими архитекторами в Нормандии и Бургундии. Там открыли крестовый свод — более легкий, чем господствовавший до тех пор в архитектуре массивный цилиндрический. Лежащая в основе этой новой структуры арка вытянулась и стала остроконечной— стрельчатой, швы между распалубками получили ребра жесткости— нервюры, переносящие давление нена стены, а на колонны, принимающие тяжесть всей конструкции с таким изяществом.
Свет Дионисия, который можно видеть, но к которому – ввые – нельзя прикоснуться, является простой и понятной метафорой Бога
Санктуарий с роскошным алтарем в главной апсиде Сугерий решил обнять венчиком капелл в деамбулатории с двойной сводчатой аркадой, поддерживаемой тонкими колоннами. Все это пространство практически купается в потоках света, ведь плоскости стен здесь уже совсем неразличимы. Этот Lux Nova - метафизический Новый Свет Дионисия, который можно видеть, ощущать, но к которому - ввысь - нельзя прикоснуться, является простой и понятной метафорой Бога, единого в трех лицах: светящаяся, абстрактная сущность Отца, образы материя стекла Святого духа. Все это достигалось свинцовыми узорами и цветными стеклами.
Массивные, приземистые теллурические постройки романского периода, создававшиеся с целью сокрывать и защищать, слегкой руки Сугерия в единое мгновение словно раскрываются миру, а архитектура получает новый — легкий и живой язык. Этот процесс «нарративизации» камня совпадает с изменениями в универсальном языке культуры средневековья: лапидарная каролингская латынь в XII веке становится изощренной и чувственной.
Созданный Сугерием архитектурный стиль, как отражение чистого света в чистых зеркалах, засиял по всей Европе.
Созданный Сугерием новый возвышенный архитектурный стиль, как отражение чистого света в чистых зеркалах, засиял по всей Европе. Он подарил человечеству новую эстетически переживаемую картину мира, оказавшую огромное влияние на всю средневековую культуру с ее строгим порядком церковных таинств и символической лексики, понятной до сих пор.