Каждый из трех руководителей Баухауса пользовался собственным визуальным языком, имел свой взгляд на архитектуру, несмотря на то что двигались они в едином баухаусовском направлении. Гропиус продвигал гибкое и рентабельное строительство посредством сборных компонентов, здания Мейера были полностью сосредоточены на удовлетворении потребностей жильцов, а Мис ван дер Роэ и вовсе занимался тем, что с завидным упорством стирал в возводимых конструкциях границы между интерьером. Поэтому и конечный результат их архитектурных стилевых изысканий сильно отличается. Равно как и работы студентов и преподавателей школы отличаются от проектов трех ее директоров.
Специалисты относят Баухаус к функционализму, что верно лишь отчасти. Принципы формообразования действительно схожи — форма следует функции. Однако никто из функционалистов (во всяком случае Гропиус был первым) не рассматривал архитектуру как симбиоз искусства, ремесла и технологий. Гропиус ставил знак равенства между архитектором и художником и дал своему детище название «Высшая школа строительства и художественного конструирования». В ней он стал применять к решению задач художественный, абстрактный подход, при этом обучение непременно сочеталось с практикой в мастерских и на заводах.
Мы искали новый метод, а не новый стиль
Гропиус писал: «Мы искали новый метод, а не новый стиль. Стиль — это успешное воспроизведение формы, уже утвердившейся в качестве общего знаменателя выразительности целой эпохи. Попытки классифицировать и уже тем самым замораживать развивающееся искусство и архитектуру, когда они еще находятся в стадии становления, превращая их в «стиль» или какой-нибудь «изм», могут скорее подавить, чем стимулировать творческую активность. … Поток непрерывного развития, изменение художественной выразительности в соответствии с изменениями нашей жизни— вот что важно в работе художников-конструкторов, а не погоня за чертами формалистического «стиля».
Идея синтеза архитектуры, искусства, науки и машинного производства, положенная в основу концепции Баухауса, была почерпнута Гропиусом в Веркбунде (Немецкий производственный союз), членом которого он являлся, и в предшествующем движении «Искусства и ремесла». Идея созвучна философии «гезамткунстверка» Рихарда Вагнера — тотальное произведение, сочетающее различные виды искусств.
"В 1919 г. был торжественно открыт Баухаус со специальной задачей: понятие сущности искусства архитектуры, которая в соответствии с человеческой природой охватывала бы собой все проявления жизни, - напишет его главный идеолог и основатель Вальтер Гропиус в своей книге" .¦— Школа добровольно сосредоточила внимание на том, что является сейчас насущной необходимостью — на предотвращении порабощения человека машиной путем спасения массового производства и быта от анархии механизации и возвращения их к смыслу, чувству и жизни. Это подразумевает создание вещей и домов, заранее спроектированных для промышленного производства. Нашей задачей было искоренить ошибки механизации, не жертвуя ни одним из ее достоинств. Мы мечтали о создании подлинных ценностей, а не преходящих новшеств. Еще раз эксперимент стал базой архитектуры, требующей широкого координационного мышления, а не узкой специализации».
Гропиусу мы обязаны идеей сборных домов, появлением массовой жилой застройки и так называемых спальных районов, а также таким понятием, как социальное жилье
В 1928 г. Гропиус ушел с поста директора, оставил школу на попечение Ханнеса Мейера, а сам переехал в Берлин, где продолжил заниматься собственной практикой. В частности озаботился решением проблемы строительства дешевого жилья. Он автор нескольких прототипов экономичных квартир. Гропиусом впервые был поднят вопрос эргономичности жилого пространства и разработан хорошо знакомый нам принцип «строчной застройки», при которой типовые корпуса располагаются параллельными рядами. Ему же мы обязаны идеей сборных домов и появлением так называемых спальных районов, а первой такой «ласточкой» стал экспериментальный район Тёртен в Дессау (Dessau-Törten) — это жилмассив из 314 соединенных в блоки домов с прогрессивной настройкой. и построил вместе Ханнесом Мейером, занимавшимся позже его расширением.
Итак, главное, что подарил Баухаус миру – массовую жилую застройку. Именно с легкой руки Гропиуса родилось такое понятие, как социальное жилье. Он автор той же «3-й улицы Строителей». Без этого не появился бы Барбикан и жилой комплекс на Александра-роуд по проекту Нива Брауна или тысячи жилых единиц Балкришны Доши для бедняков в Индии.
Хотя Мейера называют «неизвестным руководителем Баухауса», он повлиял на него не меньше, чем сам Гропиус. При нем стал применяться аналитический подход к проекту и тотальный анализ в архитектуре: колористический, визуальный и акустический, геологический, инсоляционный, социальный и т. д. Талантливый градостроитель продуктом промышленного производства и в связи с этим является произведением коллектива специалистов: экономиста, статистика, гигиениста, климатолога, организатора производства (…) а где же архитектор?.. был раньше художником и становится теперь специалистом-организатором!». Поэтому неудивительно, что в 1930 г. Мейер эмигрировал в Советский Союз с группой бывших студентов Баухауса. Вместе они создали проекты десятков соцгородков, проектировали общежития для рабочих и студентов, корпуса учебных заведений и предприятий, отметились на карте Магнитогорска, Екатеринбурга, Нижнего Тагила, Перми, Соликамска и Дальнего Востока. Даже минималистская эстетика жилой застройки хрущевских времен — награда этого «десанта баухаусовцев».
Сам Мейер в числе прочего разработал план развития «Великой Москвы», который, правда, остался на бумаге, спроектировал Дворец советов — самый амбициозный, но так и не построенный проект страны, и частно реализованный генплан Биробиджана.
Мыс ван дер Роэ занял пост директора школы, являясь уже звездной фигурой. Возродив теорию божественных пропорций Фомы Аквинского, где истоки прекрасного состоят в целостности, внутренней уравновешенности формы, математической чистоте ее пропорций, он прививал своим студентам идеалистическую философию неотомизма, учил их строить полупрозрачные, «лучезарные», невидимые.
Лозунг Мейера звучал так: «Потребности людей, а не роскошь!». Строительство он называл просто организацией: социальной, технической, экономической и физической
Баухаус мало подходил к Европе, ее городам, имеющим веками сформированное историческое ядро. Авангардные постройки школы смотрелись на их теле как бельмо на глаза и изрядно раздражали. Тем не менее Баухаус и выросший на нем модернизм навсегда изменили облик европейских городов, правда, не все готовы признать это положительным моментом.
Так или иначе вся современная архитектура родом оттуда. Известный архитектурный критик и искусствовед Григорий Ревзин в преддверии 100-летия школы в статье «Какой будет архитектура» для «Коммерсанта» написал следующее: «Я сейчас думаю, что тот удар, который нанес модернизм по городам всего мира, ничем. Это ошибка цивилизации. Есть великие произведения архитектуры авангарда, но почти нет не только больших, а сколько-нибудь сравнимых по качеству с историческими центрами городов. Я знаю два модернистских города с качественной городской средой — Тель-Авив и Сингапур». И как тут не вспомнить сроки из «Роттердамского дневника» Иосифа Бродского 1993 г.:
В Корбюзье то общее с Люфтваффе,
что оба потрудились от души
над переменой облика Европы.
Что позабудут в ярости циклопы,
то трезво завершат карандаши.
Сильнее всего Баухаус проявил себя там, где была возможность работать чистого письма. Свидетельство тому— построенный на песчаных дюнах Тель-Авив и его Белый город с абсолютной модернисткой застройкой, а еще Америка, куда эмигрировали ведущие мастера школы. Гропиус стал деканом Школы архитектуры при Гарвардском университете в Массачусетсе, Роэ возглавил отделение архитектуры Технологического института Иллинойса, Йозеф и Анны Альберс стали преподавать в колледже Блэк-Маунтин в Каролине, Ласло Мохой-Надь открыл.
Любимец Гропиуса Марсель Брейер тоже стал профессором Гарварда и долгое время работал с ним над общими проектами, а затем организовал свою практику. Облик американских городов, таких как Нью-Йорк и Чикаго, с узнаваемыми скайлайнами, заставленными небоскребами, во многом сформирован под влиянием Баухауса.
После «большого рассеяния» адептов и учеников школы «семена» идей Баухауса проросли во всех уголках мира. Это и университет в Багдаде, созданный по замыслу самого Гропиуса и похожий (если не считать мечеты) на какой-нибудь советский НИИ, и выстроенный его учеником Хабибом Рахманом зоопарк в Дели, и Университет им. Обафемы Аволо в Нигерии по проекту выпускника Баухауса израильского зодчего Арье Шарона, и аргентинский клуб «Аристон», придуманный Брейером.
Школа просуществовала всего 14 лет, но ее идеи, переосмысленные, обогащенные, продолжают влиять на работы архитекторов и дизайнеров современности. В 70-х, например, отцы хай-тека Ренцо Пьяно и Ричард Роджерс построили Центр Жоржа Помпиду в Париже из стали и стекла, вынеся весь конструктив наружу. Цветовые эксперименты Баухауса повлияли на творчество Этторе Соттсасса и группы «Мемфис», а также на зарождение постмодернизма.
Главная женщина-архитектор нашего времени Заха Хадид соединила уроки Баухауса с футуристическим видением. Взял от архитектуры XX в. ее основу из бетона, стекла и металла, она экстраполировала ее на бескрайний космос, в будущее, освободив от ортогональной доминанты. Да, визуальный язык изменился, но остались баухаусовские авангардность, абстрактность, смелость идей, умение шагнуть за пределы привычного. Позже она прибавит к этому всю мощь современных цифровых технологий, чтобы выйти за рамки привычной структурной инженерии. И в этом тоже связь со школой – использование передовых инноваций. Взять, к примеру, ее Центр водных видов спорта, построенный к Олимпийским играм 2012 г. в Лондоне. Это уже мысовский павильон Германии в Барселоне или Новая национальная галерея в Берлине — из стекла со стальным каркасом, только больше по масштабу и увенчанная не плоской бетонной крышей, а извилистой, криволинейной.
Преподавателями Даниэля Либескинда были "беженцы Баухауса". Например, художник и фотограф профессор Ханнес Бекман, читавший ему теорию цвета и дизайн. «Он учил нас по записям Василия Кандинского и Пауля Клее, — вспоминает архитектор. — Можете в это поверить? Он показывал мне свои тетрады с комментариями этих удивительных художников и даже исправлял нас словами Кандинского, которые позже я находил в книгах последнего. Без этого я бы не стал тем, кем есть».
«Баухауc в своей сути имеет сильное этическое и политическое измерение — он стремится к равенству, — продолжает Либескинд. — Только позже он стал минималистским и редуктивистским в своих идеях. Истинный, оригинальный Баухаус был о вечном человеческом духе. И не перестал существовать. Это стиль будущего; его уроки связаны с трансформацией формы — трансформацией статуса и дизайна, обретающими социальную значимость в мире». Судя по проекту археологического музея в чилийском Икике, жилому хмарочеству Vitra в Сан-Паулу, уроки Баухауса усвоены и даже тяга к деконструктивизму Либескинда – это всего лишь то же самое желание преобразования форм.
Истинный, оригинальный Баухаус был о вечном человеческом духе. И не перестал существовать
Его коллега Норман Фостер познакомился с этим течением в местной библиотеке одной из рабочих окраин родного Манчестера: совсем юношей он обнаружил там альбомы с работами Ле Корбюзье, Фрэнка Ллойда Райта и школы Баухаус. А в Йельском университете ему преподавал Пол Рудольф — ученик Гропиуса в Гарварде. «У меня есть страстный интерес к связям между архитектурой, дизайном и искусством, лежавшим в основе философии школы. Баухаус — одно из мест рождения современного мира, давшее утопическое видение и мировоззрение, нацеленное на будущее», — говорил Фостер. Гропиус предвидел время, когда здания будут массово производиться на фабриках, а их составные части собираются прямо на месте. Он проектировал автомобили, поезда и вместе с Конрадом Вахсманном экспериментировал с модульными системами для жилищного строительства.
«По мере развития технологий и материалов это представление становится еще актуальнее,— продолжает Фостер. — С самого начала моей карьеры я поощрял использование сборных компонентов, и мы работали в масштабе сборных конструкций целых строений. Трехмерная печать зданий, может быть, является расширением философии Баухауса. Меня особенно интересует, как эти методы могут быть использованы для улучшения качества жизни в некоторых беднейших сообществах мира. Баухаус в его лучших проявлениях стал толчком для революции в отношениях между декоративно-прикладным искусством, эстетикой и функциями, концепцией и творчеством».
Чтобы понять, как влияет Баухаус на архитектуру сегодня, достаточно взглянуть на проекты последних лет. Скажем, Ричард Мейер построил жилую башню Rothschild Tower в Тель-Авиве, опираясь на ключевые принципы Баухауса — функциональность, современные материалы массового производства, повторяющийся планировочный модуль. Прозрачность, обилие дневного света — это уже дань заветам Миса. К слову, в вестибюле стоят его кресла Barcelona.
Баухаус мало подходил к Европе: сильнее всего он проявил себя там, где была возможность работать чистого листа.
А если вы посмотрите на «ощетинившуюся» балконами башню L'Arbre Blanc в Монпелье по дизайну Су Фудзимото и OXO Architects, у вас наверняка возникнет ассоциация с балконами студенческих общежитий. них. Звезда дизайна Филипп Старк так описывает концепцию созданного им интерьера нового парижского отеля Brach: «Он переносит нас в тот период, когда дадаисты, сюрреалисты и архитекторы вроде Ле Корбюзье открыли Африку и то, что позже будет названо ар-брю. Это смесь модернизма Баухауса и африканского примитивного искусства, что-то в духе Пьера Жаннере и Шарлотты Перрьен. Здесь можно увидеть и влияние Стеклянного дома Пьера Шаро».
Символично, но спустя 100 лет мы становимся свидетелями схожих культурно-социальных и политических явлений, что наблюдались в период зарождения Баухауса: затяжной экономический кризис, активизация радикальных правых сил и резкое возрождение неонацистского движения, бесконечные очаги военных конфликтов, беженцы и мигранты, наводнившие Европу и остро нуждающиеся в дешевом, быстровозводимом и при этом комфортном жилье, появление повсюду разделительных стен (как на границе США с Мексикой, например), лагерей для беженцев, колючей проволоки и все тот же замысел. 10 лет цены на жилье выросли вдвое. Возможно, это приведет к рождению нового культурного явления и мировая архитектура вновь совершит грандиозный виток, а возможно… Что там говорил второй великий немец Фридрих Гегель об истории, которая повторяется?