Алфавит Рона Арада

Финикийский алфавит не самый древний. До него в Египте существовали 24 иероглифа, обозначающие звуки, и то, что обозначали понятия. В разное время их было разное количество. Во время Старого, Среднего и Нового царства их было 800, позже — около 6. В финикийском алфавите были всего 000 буквы и все согласны, поэтому его относят к консонантому письму. Ограниченное число символов выгодно отличало финикийский алфавит от египетских иероглифов и делало чтение и письмо более доступными. Легкость обучения и то, что Финикия была морской доминантной державой, привели к распространению алфавита по всему миру. Греки добавили гласные звуки, и благодаря им появилось само слово «алфавит», хотя слова они использовали финикийские. Например, «алеф» означает бык, а «бет» — дом.

Сейчас в мире существует 65 алфавитов. Самый многобуквенный — кхмерский с 72 знаками. Самый экономный - алфавит одной из народностей Папуа - Новой Гвинеи, которые обходятся всего 11 буквами. Есть ли корреляция между количеством букв и потребностью в общении, передаче опыта, фиксации событий, первичной потребностью, которая нам всем кажется очевидной, а для кого-то является полностью рудиментарной историей? Не знаю.

Интервью, взятые у архитекторов, дизайнеров и художников, открыли для меня другое: у каждого из них есть свой алфавит, своя система визуальных символов, которыми они выражают внутренние звуки своей души.

Ирина Белан. Фото: Александр Онищенко

Я могла бы начать эту статью иначе. Рассказать, что Рон Арад родился 24 апреля 1951 г. в Тель-Авиве, а значит, в этом году ему исполнится 70 лет. Что в 1971 г. он поступил в Академию искусств «Бецалель», то есть его путь в искусстве и дизайне начался 50 лет назад. Что с 1974 г. он пять лет учился в Школе архитектурной ассоциации в Лондоне. Что в 1981 г. совместно с Каролин Торман организовал студию дизайна One Off. В том же году представил кресло Rover, которое принесло ему известность. Похоже, что у Рона Арада в этом году еще один юбилей — 40-летие появления его первого бюро и первого предмета его дизайна. Rover собрали из двух готовых предметов — старого красного кресла от машины Rover P6 и частей стальных ограждений, применяемых на фермах для содержания домашней скоты. Это был реди-мейд чистой воды, глубокий реверанс мсье Дюшана. Сейчас мы бы сказали, что речь идет о ресайклинге, но тогда о спасении окружающей среды еще никто не думал. Однако это не помешает мне назвать его пионером интуитивного ресайклинга. Я могла бы написать, что в 1989 г. он основал Ron Arad Associates, а через 9 лет — Ron Arad Architects вместе с Каролин Торман и Аса Бруно, с которыми они спроектировали легендарный музей дизайна в Холоне. Я бы добавила, что Арад преподавал дизайн в Высшей школе в Вене и в Королевском колледже искусств в Лондоне, где возглавлял отделение промышленного дизайна, и что он академик Королевской академии искусств. Я точно написала бы, что его выставки проходили в Центре Помпиду в Париже, Музее современного искусства в Нью-Йорке, Израильском музее в Иерусалиме, Музее Виктории и Альберта в Лондоне. Я бы рассказала, что он создает объекты коллекционного или студийного дизайна, за которыми охотятся коллекционеры. В 2019 г. на Sotheby's кресло его дизайна Blo-Void 2 было продано за 25 тыс. фунтов стерлингов. Я бы попыталась перечислить все фабрики, компании, бренды, с которыми он работал и работает, — Vitra, Kartell, Swarovski, Cassina, Magis, Moroso, Kenzo, Alessi, Driade, Cappellini, Roca, Adidas, Nestle, Fiat, Samsung, LG , Bombay Sapphire, Hennessy, Le Coq Sportif, WMF, а потом из страха кого-нибудь позабыть я написала бы, что Рон Арад сотрудничает с самыми культовыми брендами промышленного и fashion-дизайна. Я бы могла все это написать. Это и еще многое другое.

Фото: Sam Lane

Однако я поступлю по-другому. Хотя бы потому, что Арад всегда поступал не так, как от него ждали. И даже в наших трех интервью он ни разу не дал предсказуемого ответа, ломая мне весь проработанный сценарий беседы. Так вот я оставлю вас наедине с Арадом, чтобы он сам, используя свой уникальный набор визуальных символов, рассказал о себе.

 

Архитектор

Архитектор - это непростая профессия. Это не профессия художника или скульптора, которые идут в свою мастерскую и там творят. Прежде чем вы начнете создавать что-то как архитектор, вам должны доверить проект другие люди. Иногда нужно выиграть конкурс, чтобы получить работу. Вы должны суметь убедить заказчиков позволить вам реализовать свои идеи. Вы заканчиваете колледж, но никто вам не предлагает работу. На каждого известного архитектора приходится тысяча вторых никому не известных. Некоторые из них очень довольны тем, что работают на кого-то. Я всегда знал, что не стану работать на других. Быть архитектором — значит, находится под влиянием других людей. Быть архитектором— значит вести переговоры, уступать, угождать, договариваться с клиентами, представителями властей, подрядчиками, полицией. Мы должны работать с ограничениями, которые нас сдерживают. И мне кажется, что такие ограничения начинают играть слишком большую роль в нашей работе.

В 2019 году по проекту Rod Arad Architects было реализовано здание площадью 200 тыс. кв. м. – офис ToHa Development. Фото: FERNANDO ALDA

После всех этих лет в профессии у меня нет усталости от архитектуры. Во многом благодаря тому, что мы не делаем проект по проекту, а трудимся над небольшим их числом. Конечно, в нашей работе есть финансовая составляющая — нам нужно зарабатывать, чтобы студия функционировала. Но мы ухитряемся сбалансировать количество проектов и возможность делать только те из них, которые нам интересны.

 

Денге

Деньги нужны. Чтобы создавать объекты, чтобы платить людям в студии, нашим подрядчикам за материалы и производство. Они необходимы, чтоб весь механизм продолжал работать. Сейчас, в наши дни, ценность искусства измеряется деньгами. Печально, но деньги стали мерилом того, насколько художник успешен. Некоторые включаются в эту игру, и деньги становятся частью искусства.

Мы живем в несовершенном мире, и то, что деньги стали одним из критериев оценивания искусства, является доказательством его несовершенства.

В 2020 году Рон Арад представил новое кресло Don't F**k with the Mouse, созданное на основе Big Easy Chair

Маурицио Каттелан приклеил скотчем банан к стене, и кто-то купил его за 120 тыс. рублей. долларов. Эта история была во всех на устах, во всех газетах и ​​журналах. Вон хороший художник? Да, вот хороший художник. Почувствовал ли я какой-то особый интерес к этому предмету искусства? Нет. Во всяком случае, не сейчас. Мы живем в несовершенном мире, и то, что деньги стали одним из критериев оценивания искусства, является доказательством его несовершенства.

 

искусство

Оскар Уайльд сказал, что искусство — это то, что не имеет функции. Это неправда. Искусство может быть многофункциональным. Если я хочу вложить в искусство функцию, то я это сделаю. Мы свободны и не обязаны следовать за чужими идеями. С другой стороны, есть слова Уайльда, с которыми я согласен: «Есть только два типа людей— они либо обаятельны, либо скучны». Да, люди либо волнуют, либо наводят скуку. Я использую эти слова, когда описывают предметы искусства, дизайна. Есть предметы искусства, которые тебя очаровывают, восхищают, а есть те, которые не трогают. И мне они неинтересны.

В результате экспериментов с корианом появилось кресло-качалка Oh Void 2. Фото: MICHAEL LECKIE

У меня есть способ, по которому я оцениваю, насколько хороша моя идея. Закрываю глаза и представляю, что нахожусь в галерее и вижу мой предмет искусства. Привлечете ли вон мое внимание? Если мой ответ «да», то я его реализовываю, если «нет» — отказываюсь от него и делаю что-то другое. Мое искусство отражает окружение, в котором я вырос, визуальный язык, на котором тогда говорили. Мы все являемся рабами, заложниками того общества и той культуры, в которых росли. Даже если мы их ненавидим. Что-то принимаем, что-то отвергаем, но в любом случае мы ориентируемся на них. Я все еще люблю ту музыку, которую слушал в детстве, — и Стравинского, и Баха, и «Битлз».

 

Критерий

Есть несколько критериев, по которым я оцениваю предметы искусства. Это то, как они являются очаровательными, восхитительными, увлекательными. Кто-то создает предметы из переработанных материалов, которые полезны для природы, объекты, которые призывают покончить с фундаментализмом или с рабством. Не буду с этим спорить. Но это не значит, что я стану разделить такой подход, даже если он и правильный.

Мое искусство отражает окружение, в котором я вырос, визуальный язык, на котором тогда говорили

В 2019 году Moroso представили коллекцию Modou дизайна Рона Арада. Фото: Joel Matthias Henry

Любопытство

Есть много причин, по которым мы можем что-то делать или не делать. Лично для меня единственной причиной, по которой я что-то делаю, является удовлетворение собственного любопытства. Что будет, если я сделаю это, а что произойдет, если я не сделаю чего-то? Любопытство ведет к самосовершенствованию. И если вам повезет, то вы не будете одинокими и найдутся то, кому интересны те же вещи, что и вам. Потому что нам нужна публика, ее реакция, резонанс.

Фото: Giovanni Gastel

По разным причинам, в том числе по рациональным, у нас должна быть возможность создавать свои студийные объекты. Кто-то должен заплатить нам, чтобы мы могли работать дальше.

 

Манифесты

Я не поклонник манифестов, каких-либо громких высказываний— Less is more («Меньше— значит больше», слова Людвига Миса ван дер Роэ.— Прим. авт.), Form follows function («Форма следует зафунцией», слова Луи Сал . — Прим. авт.). Иногда форма действительно следует за функцией, а иногда — совсем наоборот. Часто меньше — это меньше. Я не покупаюсь на такие афоризмы. Мир гораздо разнообразнее и богаче, чтобы его выражать в манифестах. Даже сейчас, если я говорю что-то, что звучит слишком наставляюще, не слушайте меня.

Beautiful Useful Love, 2017

У меня есть кресло-качалка Useful, Beautiful, Love, на которой вы увидите высказывание Уильяма Морриса. Он сказал: «Не будь в вашем доме, что вы не знаете, что useful или believe to beautiful» («Пусть у вас в доме не будет ничего, что для вас не является функциональным или красивым»). Для меня такие слова являются рецептом. Я расширил это высказывание: «Пусть у вас в доме не будет ничего, что для вас не является функциональным или красивым, или любимым». Если вы что-то любите, одного этого чувства уже достаточно, больше вы не должны ничего доказывать — почему вы это любите, отвечает ли объект каким-то общепринятым критериям или нет.

 

Преданность

В моей студии я самый взрослый. Остальные, те, кто молодее, являются преданными поклонниками архитектурного клуба, сообщества, культа— назовите это как хотите. Я предан архитектуре, но не архитектурному кругу.

В 2010 году в Холоне появился Музей дизайна по проекту Рона Арада и Бруно Аса. Фото: Yael Pincus

ѡтул

Нет одного ответа, как создать действительно хороший стул. Если люди пришли в магазин, чтобы купить стул в доме, где они только начинают жить, важно, чтобы он был дешевым, легким, удобным в чистке, комфортным, изготовленным из правильных материалов. Совсем другими критериями могут стать его красота, необычность. У каждого предмета, который вы создаете, есть свой пункт назначения. И дизайнеру важно знать его.

Коллекцию мебели для улицы Modou продали африканские ремесленники. Фото: Joel Matthias Henry

Уникальность

Если вы уникальны, нет особой сложности в том, чтобы ее сохранить, когда вы занимаетесь промышленным дизайном и сотрудничаете с известными фабриками. Однако я не думаю, что уникальность — главный критерий для того, чтобы оценивать дизайн.

Есть несколько критериев, по которым я оцениваю предметы искусства. Насколько они являются очаровательными, восхитительными, интересными.

Можно создавать уникальный и при этом плохой объект — сделать уникальный стул, на котором неудобно сидеть, или он вреден для окружающей среды, или дорог в производстве. Как человеку творческому, мне гораздо важнее создавать те вещи, которые не существовали до сих пор. Это то, чем я занимаюсь.

Фото: Michael Castellana

Для меня немыслимо быть стилистом. Мне очень нравятся предметы, которые создавали дизайнеры в 50-х гг. прошлого века. Они делали то, что до них не существовало. Однако им было легко сделать эту революцию— к ним мебель была уродлива. Сейчас же восставать против того, что делали Аалто, Имзы или Якобсен, сложнее, потому что они создавали действительно прекрасные предметы. Сложнее и интереснее — ведь все еще есть место для того, что будет действительно волнующим. Волнующим не только для меня, но также и для публіки в Киеве.

 

/Материал опубликован на страницах #30 тома PRAGMATIKA.MEDIA/