Конец эпохи монументальности. Что дальше?

«Быстрее, легче, дешевле!» – новые требования к архитектуре и дизайну звучат словно девиз спортивных состязаний. Новые принципы и планировочные soft skills приходят на смену, казалось бы, вечным добродетелям прошлых веков: монументальности, основательности и солидному запасу прочности.

Pop-up магазины и музеи, мобильные госпитали, легкие павильоны, гибкие планировки квартир и офисов, трансформирующаяся мебель, тактический урбанизм, флеш-стратегии – мир, потерявший надежду на стабильность, стремится к минимизации рисков и затрат. Рассказываем о преимуществах легких и быстрых решений, а также обсуждаем, а не слишком ли мы спешим распрощаться с вечными ценностями?

Одни закрываются, другие всплывают

«Коронавирус лишил человечество моды!», «Владельцы брендов Zara, Pull&Bear и Massimo Dutti закрыли 3 785 магазинов!», «Тысячи сотрудников фэшн-индустрии остались без работы!» – все эти новости звучат невесело. Аналитики Bloomberg в январе 2021-го сообщили, что количество пустых площадей в торговых центрах и магазинах Великобритании растет самыми быстрыми темпами с 1999 г.

И на фоне этой панической волны с завидной регулярностью в ленте появляются совершенно иные по настроению заголовки: «Prada открывает новый pop-up бутик!» В Токио, Лондоне, Дубае, Париже, Сеуле и так далее. Яркие, разнообразные по дизайну магазинчики площадью всего 150–200 кв. м словно светлячки в ночи мерцают: открываются-закрываются-открываются и дарят нам надежду, что мы вот-вот проснемся в постпандемической реальности и войдем в новую эру гедонизма и потребления – новые «ревущие 20-е». Но пока эпидемиологи фиксируют все новые и новые мутации вируса, стоит внимательно изучить pop-up стратегии. А вдруг это именно тот спасательный круг, что позволит многим остаться на плаву?

Pop-up бутик Prada, путешествовавший по разным странам с коллекцией Re-Nylon 2020. Источник изображения: pradagroup.com

О феномене заговорили еще в начале 2000-х после громкого успеха временного бутика Comme Des Garçons в Берлине, который «всплыл» в помещении бывшего книжного магазина, стал сенсацией и столь же неожиданно для потребителей исчез. Вирусную идею Рей Кавакубо быстро и массово подхватили модные бренды, угадав, что использование такой фишки влечет за собой массу преимуществ. Зачем тратить средства на мраморный прилавок, если его функцию успешно, как выяснилось, выполняют деревянные паллеты? Разумно ли заставлять покупателей переплачивать за пафосный антураж с мраморными лестницами и локацию в элитном районе?

Даже во времена экономического благополучия арендная плата за физический магазин с самым простеньким интерьером может стать непосильным бременем для начинающего дизайнера. Но идея пришлась по душе не только новичкам, но и люкс-брендам, продающим одежду премиум класса, – они стали использовать временные магазинчики как инструмент маркетинговых стратегий и рекламы.

Зачем тратить средства на мраморный прилавок, если его функцию успешно выполняют деревянные паллеты?

Сначала новый способ продаж называли anti-concept store или «партизанскими магазинами», но уже скоро за флеш-розницей закрепился термин из сферы UX/UI-дизайна, которым обозначают всплывающие на мониторе компьютера окна с рекламой – pop-up.

В 2020-м не роскошные бутики Рема Колхаса и не показы (увы, без зрителей), а именно pop-up stores, торговые пространства с ограниченным сроком работы, позволили Prada не исчезать с повестки дня. Отличный результат малой кровью.

 

Pop-up museum и универсальные выставочные пространства

Pop-up museum – тема не менее популярная, чем pop-up store. Законодателем моды стал знаменитый парижский музей Помпиду. Ален Себен, президент Центра Помпиду, еще в 2007 г. придумал, как приблизить высокое искусство к жителям небольших городков. Не каждый город располагает просторными галерейными пространствами, способными разместить картины и скульптуры в надлежащих условиях – с особыми требованиями к освещению, температуре и безопасности. По заказу Себена архитектор Патрик Бушен сконструировал модульную структуру Pompidou Mobile. Три павильона общей площадью 650 кв. м легко собирались, разбирались и перевозились. Музей словно передвижной цирк-шапито колесил по французской провинции, всплывая то в одном, то в другом городе, чтобы жители могли своими глазами увидеть шедевры Пикассо, Сезанна, Гогена. С 2011 по 2013 гг. выставки посетили около 250 тыс. человек. Но в 2013-м государство и частные доноры одновременно урезали финансирование Центра Помпиду, и правление решило, что бюджет мобильной выставки, который со страховкой, установкой, демонтажем и транспортными расходами составлял от 400 до 600 тыс. евро, непомерно велик.

Всплывающий музей Pop-up Pompidou, открывшийся в 2015 году. Малага, Испания. Фото: Adrian Scottow

Но это не значит, что инициативы культурной децентрализации Себена были преданы забвению. Их продолжил преемник на посту президента Центра Помпиду Серж Лавинь, который выбрал несколько иную стратегию культурной экспансии: не только забросить пробный шар в виде передвижной выставки, но, исследовав климат и условия в новом месте, заякориться в наиболее перспективной локации: сначала в городе должен появиться всплывающий музей, который работает до тех пор, пока не завершится строительство капитальной галереи-филиала. Примерно по такому принципу открывались галереи в Меце, Малаге, Шанхае, Брюсселе.

В Малаге экспозиции в подземных залах под разноцветным стеклянным кубом проходят вот уже 5 лет в ожидании открытия основной галереи. «Эль Кубо» в родном городе Пабло Пикассо стал первым Pop-Up Pompidou за пределами Франции.

Не каждый город располагает просторными галерейными пространствами, способными разместить картины и скульптуры в надлежащих условиях

В Брюсселе выставки, перформансы и даже архитектурные шоу в бывшем гараже Citroën постройки 1930-х г. проводятся параллельно с реконструкцией этого же здания в стационарную галерею. По последней информации, открытие брюссельского KANAL-Centre Pompidou состоится между 2022 и 2023 гг. Из-за пандемии все стали очень осторожны с анонсами.

Origami For Life – инициатива художника Чарльза Кайсина. В марте 2020г. посетители галереи KANAL-Centre Pompidou могли приобрести у Кайсина за 5 евро оригами, которое становилось частью инсталляции. Собранные средства были направлены в госпиталь Erasme в качестве помощи в борьбе с пандемией COVID-19. Брюссель, Бельгия. Источник фото: charleskaisin.com

«М³: Майдан. Меморіал. Музей» – «Куб» на Майдане в Киеве, открывшийся в ноябре 2019 г. как выставочно-образовательное пространство, спроектировали агентство Urban Curators и архитектор Егор Штефан. Временная структура установлена на месте будущего Национального музея Революции Достоинства, начало строительства которого откладывается из года в год. Каркас «Куба» собран из металлических лесов и обтянут пленкой. Посетители могут подняться на верхний уровень по спиралеобразному пандусу.

Киевские архитекторы создали универсальное пространство, которое не ограничено музейной функцией

«М³: Майдан. Меморіал. Музей» – универсальное выставочное пространство, разработанное Urban Curators и Егором Штефаном. Киев, Украина. Источник изображения: maidanmuseum.org

Фактически киевские архитекторы создали универсальное пространство, которое не ограничено музейной функцией – атриум может трансформироваться в лекторий, концертную или театральную сцену. В начале 2021 г. «Куб» в числе 13 проектов из Украины номинировали на международный конкурс Mies van der Rohe Award 2022.

Двумя годами ранее шведская студия Dehlin Brattgård Arkitekter спроектировала для Стокгольмского музея архитектуры и дизайна ArkDes «машину для временных и экспериментальных выставок».

Универсальное выставочное пространство Boxen, разработанное студией Dehlin Brattgård Arkitekter для музея архитектуры и дизайна ArkDes. Стокгольм, Швеция. Источник фото: dehlinbrattgard.se

«Коробочный» объем Boxen собран из стального профиля и обтянут проволочной сеткой. Внутренние и внешние стены Boxen могут использоваться как экспозиционные плоскости, а внешний пандус позволяет подняться на верхний балкон – смотровую площадку. Boxen установлен в одном из залов музея и служит одновременно витриной и экспонатом – как пример архитектурного решения для pop-up museum.

 

Украинская гигантомания

Дмитрий Макагон

Инженер, урбанист

Киевский инженер и урбанист Дмитрий Макагон в своих блогах часто критикует украинские строительные нормы, застройщиков, тяготеющих к гигантомании, и киевских градостроителей, ментально застрявших в эпохе плановой экономики.

Дмитрий Макагон, инженер, урбанист

«У нас в стране максимально деградирует инженерное дело. А держится все на гигантских запасах прочности, из-за чего страдает экономика. Например, на днях я, проверяя чужой расчет, убрал 4 000 тонн со здания, а это примерно вес шести самолетов «Мрия» с полной загрузкой. Такие перестраховки с докидыванием нагрузки позволяют особо не «париться» за качество, точность и проработку деталей, но они сильно бьют по экономике. Посмотрите хотя бы мой обзор входной группы на Труханов остров. Там какой-то десятикратный запас прочности. А это все дополнительные материалы, а значит, и деньги», – считает Макагон.

Гигантская металлическая пергола на Трухановом острове, о которой вспоминает Макагон, была торжественно открыта летом 2020 г. и вызвала у киевлян амбивалентную реакцию. Чаще всего звучали нарекания о том, что сооружение нефункционально и слишком дорого стоит. Конструкция, не защищающая ни от солнца, ни от осадков, обошлась столичному бюджету в 130 млн грн. Сооружение можно считать типичной парковой folly (об эволюции садовых павильонов читайте в статье «Многоликая причуда. Павильон – пространство творческого эксперимента»), но возникает вопрос: почему из металла?..

Перестраховки с докидыванием нагрузки позволяют не «париться» за качество, точность и проработку деталей, но сильно бьют по экономике

По мнению Дмитрия Макагона, украинским проектировщикам (особенно когда речь идет о реализации проектов за бюджетные деньги) мешает отказаться от принципов монументальности XX в. невежество и отсутствие заинтересованности в результате. Редкий заказчик перепроверяет инженерные расчеты и способен оспорить избыточный запас прочности и расход материалов.

Металлическая пергола – главный элемент входной группы на Трухановом острове. Киев, Украина. Фото: SAMSONOV

Подобной избыточностью грешит и городское планирование – 6–8-полосные автострады, гигантские пустыри, зоны отчуждения, расстояния между зданиями. Украинцы паникуют, когда слышат выражение «плотный город», просто потому что не знакомы с европейскими понятиями о городском комфорте. «У нас еще модернисткое представление о комфорте, сложившееся как отрицание типологии средневековых тесных городов. Тогда казалось, что люди болеют оттого, что в их жилищах мало солнца и они живут в тесноте. Но как оказалось, все дело в гигиене, просто говно не надо было на улицу выливать. Современный город – это про компактность, чтобы люди могли взаимодействовать. А все эти просторы делают его некомфортным», – считает Макагон.

 

Как строить сегодня, чтобы не сносить завтра

Дмитрий Васильев

Главный архитектор и сооснователь архитектурной компании archimatika

Дмитрий Васильев, главный архитектор и сооснователь архитектурной компании archimatika

PRAGMATIKA.MEDIA: Традиционно в Украине продолжают строить здания с гигантским запасом прочности, но все чаще слышны предложения отказаться от сумасшедшего расхода стройматериалов и обратить внимание, что в мире отдают предпочтение более легким конструкциям. Что мешает нашим проектировщикам отказаться от принципов монументальности XX в. и создавать более разнообразную и легкую архитектуру, предположим, как в Северной Европе?

Дмитрий Васильев: В нашей традиции – строить здания-долгожители. Тогда как современная теория устойчивого развития подразумевает, что здания за 30–50 лет себя морально изживают. Для того, чтобы их не сносить, надо изначально предусматривать возможность реконструировать их под актуальные в будущем тренды. Или же возможность разобрать здание, не превращая его в кучу мусора и арматуры, чтобы затем легко перестроить. Это подход к будущему как к постоянно изменяющейся системе, под которую здания должны трансформироваться.

Если говорить о прочности и монументальности самих конструкций, то, согласно государственным строительным нормам (ДБН В.1.2-14:2018 «Система забезпечення надійності та безпеки будівельних об’єктів. Загальні принципи забезпечення надійності та конструктивної безпеки будівель і споруд». – Прим. ред), у нас существуют разные категории сложности зданий и три класса ответственности (последствий) – СС-1, СС-2, СС-3.  Класс ответственности зависит от высотности (здание выше 100 м, а таких в Киеве более 15, – это самый высокий класс СС-3), а также от количества людей, которые предположительно будут находиться в этом здании. Если это средней величины офис, где 400 человек работают не менее 8 часов в сутки и не менее 150 дней в году, такое здание тоже относится к самому высокому классу ответственности, как и атомная станция.

Это нелогично и неразумно, и классы ответственности можно было бы пересмотреть, как и прописанные в ДБН излишние запасы прочности по конструкциям с коэффициентом 1,25. Стоило бы самый высокий класс ответственности разделить еще на два уровня и предусмотреть чуть более адекватные запасы прочности для зданий ниже 25 этажей. Понятно, что для важных объектов – вокзалов, кинотеатров, больших торговых центров или промышленных предприятий – высокий запас прочности оправдан. Но обычные офисные центры?..

P.M.: Почему же нормы до сих пор не пересмотрели? Нет инициативы от застройщиков, архитекторов или просто еще реформирование не коснулось этих конкретных ДБН?

Д. В.: У нас достаточно сырая законодательная база, которая не определяет, кто несет ответственность за повреждение или обрушение зданий, кто выплачивает компенсации пострадавшим в случае проектировочных ошибок. Кто-то должен взять на себя ответственность за то, что он сделает систему более гибкой и, возможно, менее надежной. И понятно, что никто из авторов, которые разрабатывают ДБН, не хочет брать на себя эту ответственность. Лучше уж «перезаложиться» и спать спокойно.

Кто написал вместо коэффициента 1,25 коэффициент 1,05, тот и должен принять на себя ответственность

P.M.: Возможно, неправильно ставить знак равенства между понятиями «гибкий» и «менее надежный»?

Д. В.: С одной стороны, неправильно, но с другой – кто написал вместо коэффициента 1,25 коэффициент 1,05, тот и должен принять на себя ответственность.

Недавно ко мне обратились с вопросом, почему у нас в Украине так мало строится школ и детских садиков? Казалось бы, спрос на услуги образования растет, а предложение отстает. ДБН по школам и садикам разрабатывались еще в эпоху СССР, и в наших современных нормах большая часть положений, в том числе по функциональному зонированию, скопирована еще из документов тех времен. В нормы заложены сверхзапасы по размеру территорий. Если внимательно перебрать функции, которые актуальны для современной школы, то потребуется участок вдвое меньше по площади. Понятно, что в эпоху, когда вся земля была государственной, не составляло труда выделить минимум 2,5 га. Если уж строить школу, то с размахом! Никто рачительно к площади не относился, никто не стремился к тому, чтобы построить компактный город. Легко выделяли 2,5 га в середине микрорайона. Эти нормы до сих пор не пересмотрены.

То же самое касается и детских садиков. До сих пор жива удивительная система, когда каждой группе положена отдельная площадка для прогулок, которую они используют час в первой половине дня, час во второй. Отдельная площадка для каждой группы! Почему нельзя создать график прогулок, когда группы выходят гулять по очереди? Этот вопрос даже не обсуждается.

Бизнес-центр «Оптима Плаза» спроектирован компанией archimatika как энергоэффективное офисное здание с гибкими планировками. Львов, Украина. Источник изображения: archimatika

P.M.: Хорошее проектировочное решение – это когда можно безболезненно изменить функцию. К примеру, здание сдается как жилой дом, а потом, если ситуация изменилась, в нем можно разместить офисы или наоборот. Что проще – спроектировать жилье, которое затем легко превращается в офисы или офисное здание, которое просто превратить в жилье?

Д. В.: Честно говоря, я не думаю, что придет время, когда жилье придется переделывать в офисы. Сейчас перестраивают невостребованные промышленные пространства в офисы и в жилье. И учитывая перспективу роста городского населения, обратного процесса не предвидится. Скорее, нам придется столкнуться с изменением стандартов. Сейчас у нас платежеспособность населения низкая, принято строить однокомнатные квартиры площадью не более 40 кв. м. Через четверть века эти 40-метровые квартиры, возможно, окажутся никому не нужны. Все будут стремиться жить в 60- или 80-метровых. Изменятся условия жизни и понимание комфорта, и перед нами возникнет проблема: что делать с каморками, которые мы настроили ранее?

На наших глазах меняется типология офисов. От Союза в наследство остались административные здания с коридорно-кабинетной системой, низкими потолками, отсутствием принудительной вентиляции. То, что сейчас оказалось никому не нужным, поскольку стандарты изменились. Теперь старые офисы с неимоверным трудом пытаются реконструировать в офисы нового типа. Так вот нам надо понимать, как сейчас строить так, чтобы через 25 лет наши здания не оказались непригодными.

Проектируя офисы, мы стараемся заложить максимально гибкую систему планировок, которая позволит «нарезать» площадь на части

P.M.: И у вас на это существуют готовые архитектурные и планировочные ответы?

Д. В.: На самом деле сравнительно небольшой процент зданий кардинально изменит свою функцию, как, например, здание НИИ «Киевпроект», который из административного превратят во многофункциональный комплекс с офисами, торговыми пространствами и жильем. Это, наверное, первый крупный прецедент, когда апартаменты разместят в бывшем админкорпусе.

Проектируя офисы, мы сейчас стараемся заложить максимально гибкую систему планировок, которая позволит «нарезать» площадь на части по 200–250 м и в то же время комфортно выделить на этаже 3 тыс. м. И все это при минимальных потерях ресурсов и времени. Это актуально, потому что изменения стремительные. Год назад все успешно работали в громадных опенспейсах, а потом вдруг – карантин, пандемия. Теперь все предпочитают изолироваться в комнатах с отдельной вентиляцией. Что будет через 10–20 лет – мы не знаем. Но можем заложить гибкие решения, которые позволят конфигурировать пространство по-разному.

P.M.: Можно «на пальцах» объяснить, в чем именно заключаются эти гибкие решения?

Д. В.: Возьмем для примера административное здание советской эпохи. Оно имеет ширину 18 м с регулярной сеткой колонн 6 х 6 м. Кабинеты-кабинеты и по центру коридор, с обоих концов которого находятся лестницы – два эвакуационных выхода. Вот такую типичную структуру очень сложно трансформировать. Ты должен или все превратить в один большой опенспейс, или пропустить коридор между двумя вытянутыми блоками. Других вариантов нет. Структура современного офисного здания иная. Ядро находится в центре, там же лестницы, и на это ядро навешиваются блоки шириной по 16–20 м – как отдельные квадраты с большим световым фронтом. Это дает возможность каждый из таких блоков планировать и перепланировать так, как удобно будущему арендатору или владельцу. Подобная конструкция не будет дороже традиционной, поскольку мы не меняем строительную технологию, а просто по-иному компонуем полезные и технические площади.

Бизнес-центр «Оптима Плаза». Львов, Украина. Авторы проекта: archimatika. Источник изображения: archimatika

P.M.: Максимально универсальна коробка с прямыми углами. Она же и самая «гибкая», поскольку ее можно приспособить под все что угодно, не так ли? Не приведет ли стремление строить такие здания к обеднению визуальной среды?

Д. В.: Я бы не сказал, что коробка – это гибкая схема. Правильнее назвать ее «типовая». Строительство максимально практичных коробок – это как раз типизация. Разве здание с радиальной наружной стеной менее гибкое? Неужели там нельзя устроить офис или разместить торговые площади? Там всего лишь будет несколько по-иному расставлена мебель. Если мы, конечно, пытаемся из каждого квадратного метра выжать по максимуму, возможно, и будут какие-то потери, но когда речь идет о комфорте и эстетике, то не стоит себя ограничивать максимально простой формой.

P.M.: Из всех проектов в богатом портфолио archimatika какой лично вы считаете максимально гибким?

Д. В.: Офисный центр «Оптима Плаза» во Львове. Мы спроектировали его еще в 2014 г. К нам пришел заказчик с готовым предпроектным решением, которое в точности копировало советский институт. Эту схему предложили львовские архитекторы, но человек чувствовал, что это как минимум не слишком современно. Мы отмели предложенную идею, объяснив, что строить узкую 16-этажную коробку с двумя лестницами под кабинетно-коридорную систему – это действительно прошлый век. Предложили снизить высотность, сделать здание более «распластанным», с большей площадью этажа. И в итоге у нас получилась Ж-образная структура с ядром в центре, которая позволила гибко нарезать пространство. Здание светлое, просторное и практически автономное. Проект завоевал ряд наград и получил сертификат энергоэффективности BREEAM. Сейчас «Оптима плаза» – лучший бизнес-центр Львова. Но если предположить, что через десяток лет здание вдруг заходят перепрофилировать в жилье, то это будет несложно сделать.

 

Надо ли строить сады?

Марина Крячко

Ландшафтный архитектор

Марина Крячко, ландшафтный архитектор

Стремление к монументальности и какой-то универсальной обстоятельности, сверхнадежности и постоянству – всепроникающе. Оно стало характерным даже для ландшафтного дизайна, и не важно, идет ли речь о регулярном парке вокруг дворцового комплекса украинского нувориша, городском сквере или шести дачных сотках.

«Сады не растят, их строят!» – так описывает ландшафтный архитектор Марина Крячко тенденцию, набравшую максимальные обороты после 2000-х.

Необъективная оценка продолжительности жизни «ландшафтного продукта» заставляет отказываться от гибких решений

«Железобетонные основания под садовыми дорожками когда-нибудь станут памятником нулевых. Посев и выращивание, опора на природу, сбор воды, солнечные панели, вторичное использование по многим причинам маргинализированы – нас тошнит от секонд-хенда, нищебродства. Мы строим на века и для будущих поколений, сколько той жизни… Необъективная оценка продолжительности жизни «ландшафтного продукта» заставляет отказываться от гибких решений в пользу более капитальных», – ландшафтный архитектор называет это «комплексом стройки».

Superblock of Poblenou – урбанистический проект направленный на преобразование автомобильных улиц в пешеходные зоны. Деревья в кадках «позаимствованные» на время из местного питомника блокируют проезд автомобилям. Барселона, Испания. Источник изображения: metropolis.org

По мнению Марины Крячко, популяризатором идеи «капитальных садов» стали глобальные выставки, подобные Chelsea Flower Show, где последние два десятилетия упор делали на архитектурный каркас из стройматериалов, тогда как растения играли роль второго плана. Но в последнее время, по словам Марины, сады быстро натурализуются, а садовники и дизайнеры учатся экономить время и бюджеты: «Все больше решений, где не строят дорогой дренаж, а копают канавы, где выбирают региональный продукт с прицелом на региональный образ».

 

«Главные качества – полезность и способность к адаптации»

Гриша Зотов

Архитектор, Architectural Prescription

Гриша Зотов, архитектор, Architectural Prescription

PRAGMATIKA.MEDIA: Как считаете, не пора ли окончательно оставить в прошлом монументальные ресурсоемкие решения с огромным запасом прочности (как в архитектуре, так и в дизайне)? Или они останутся с нами, но займут какое-то нишевое пространство? 

Гриша Зотов: Мне кажется, что от монументальных зданий отказаться сложно. Жизненный цикл бетонной постройки – минимум 50 лет. Да, постепенно во всем мире начинают внедрять легкие сборно-разборные конструкции, некоторые строятся из перерабатываемой древесины, при этом заключается контракт с поставщиком, что через 20 или 50 лет этот же поставщик их заберет, приведет в порядок и снова продаст кому-то. Но распрощаться с монументальными формами непросто.

А вот что касается монументальности функции, то мы как раз и работаем в этом направлении. Когда ты проектируешь какое-то пространство, будь то жилое или офисное, всегда надо предполагать, что однажды оно будет использоваться по-иному. Не стоит высоту этажа в жилом доме делать 2,7 или 3 м. Лучше сделать 3,6 от пола до пола, изначально чуть больше вложить в строительство и в эксплуатацию, но это здание не надо будет разрушать, когда изменится ситуация на рынке. Это сейчас у нас почти повсеместно жилищный кризис, а потом начнется, к примеру, офисный. Все эти процессы проходят волнообразно – сначала одна функция в дефиците, затем другая, потом вдруг пандемия, и всем хочется квартир с большой площадью или домов с участками. Мы должны проектировать и строить так, чтобы здания легко адаптировались к запросам времени.

P.M.: Переключимся на дизайн. Вы с командой запускаете линейку трансформируемой мебели из переработанного пластика. Такая мебель, как и квартиры-студии – это решения, продиктованные исключительно дефицитом площади или недостатком ресурсов? 

Г. З.: В большинстве случаев это действительно так. Подобная мебель, как и модульная, создавалась, чтобы быстро изменить пространство, меняя его функцию в течение дня. С этой же целью мы и создавали, к примеру, наш Good Plastic Table (о столике Good Plastic Table читайте в материале “Good Plastic Things. Как дизайнеру спасти океан?” – прим. ред.). Мы тоже попали в ловушку локдауна, столкнулись с необходимостью работать из дома. Не у всех в квартире есть место для стационарного офисного стола. Некоторые из наших коллег вынуждены были работать из домашних кладовок и постирочных. Одному сотруднику даже пришлось использовать в качестве кабинета душевую. Так что наш складной столик прежде всего ориентирован на жителей больших городов, где жилое пространство лимитировано. Можно считать, что это эволюция складного стола в купе поезда. Впрочем, Good Plastic Table можно использовать также в маленьких кафе. К примеру, в Токио есть крошечные бары, где в течение дня можно поесть, а вечером персонал складывает столы, чтобы освободить место для танцев.

“Когда ты проектируешь какое-то пространство, всегда надо предполагать, что однажды оно будет использоваться по-иному”

P.M.: В представлении Good Plastic Table на kickstarter вы перечисляете все его преимущества – целых 22 качества. И все-таки какое из них самое главное? 

Г. З.: Мне кажется, я подобрал самое подходящее определение – полезный. Полезный стол для работы, жизни, экологии, для внутреннего осознания, что ты хотя бы отчасти закрыл долг перед планетой. Когда мы создаем продукты, которые полезны, то хорошо себя чувствуем. Это уже стало внутренней потребностью.

P.M.: Ну и о гибких стратегиях. Вы решили собирать деньги на выпуск серии Good Plastic Table через краудфандинговую платформу, потому что не нашли спонсора или причина в другом?

Г. З.: Хотим узнать, что думают люди о подобных продуктах и проектах, существует ли реальный спрос. Вся эта история – один большой эксперимент, посмотрим, к чему он нас приведет. Но получаем уже много отзывов, люди хорошо реагируют на вещи, которые мы производим. Это 100% переработанный пластик без каких-либо улучшителей, композитов и т. д. Так что это полный ресайклинг. Хочется узнать, насколько общество готово жить в новой парадигме.

 

Легкие уколы тактического урбанизма

«Немає нічого постійнішого за тимчасове», – считает архитектор Юлиан Чаплинский, «главный по урбанизму» в Украине. Речь о проектах-экспериментах и городской акупунктуре. («Городская акупунктура» – это выражение нидерландского урбаниста Фулко Трефферса. Подробнее читайте в интервью «Города – это большие люди»).

Фреска на оживленном перекрестке в городе Уэст-Палм-Бич по идее местных урбанистов, привлекает внимание водителей и заставляет их снизить скорость. Уэст-Палм-Бич, Флорида, США. Источник изображения: The Street Plans Collaborative

Перекрыть улицу автомобилям, превратить ее в пешеходную зону и посмотреть, как это скажется на жизни города в целом и настроении горожан. Высадить на месте паркинга деревья, установить лавочки – замерить температуру по району. Важно, чтобы временные вмешательства были во благо – решали какие-то из насущных проблем жителей. В таком сложном механизме, как город, далеко не все задачи легко заранее рассчитать на бумаге. Тактическим урбанистам приходится проверять расчеты, изучать реакцию жителей на изменения в реальной обстановке. История и время показали, что градостроители, мыслящие глобально и абстрактно, часто трагически ошибаются, а их монументальные ошибки не всегда возможно исправить. Ошибка тактического урбаниста исправляется новой разметкой или передвижением делиниаторов.

Прокачать район, создав новые общественные места буквально из ничего на пустом месте, можно с помощью уличной мебели, контейнеров, pop-up кафе

Прокачать район, создав новые общественные места буквально из ничего на пустом месте с помощью уличной мебели, пары-тройки грузовых контейнеров, использовав их как pop-up кафе; устроить джем-сейшен, соорудив амфитеатр из поддонов, – молодые урбанисты и их креативные, легкие и дешевые проекты формируют новую идентичность городов быстрее, чем работают НИИ с огромным штатом профессиональных планировщиков. Нет, это не попытка обесценить труд формальных градостроителей. Урбанисты не в силах решить базовые проблемы города – проложить метро или канализацию. Но они способны вдохнуть жизнь в городское пространство, чтобы город не лежал мертвым колоссом из бетона и стали.

 

«Тактичний урбанізм – це не про розмальовку, а про конкретні рішення»

Юліан Чаплінський

Архітектор, урбаніст

Юліан Чаплінський, архітектор, урбаніст

PRAGMATIKA.MEDIA: У випуску блогу, присвяченому тактичному урбанізму, ви сказали, що не вірите в здатність навіть геніальних архітекторів розробляти геніальні генеральні плани міст. Чи вважаєте ви, що монументальні генеральні плани українським містам не потрібні взагалі? Адже існують у європейців довгострокові стратегії, й від генпланів вони не відмовляються, то що з нами не так?

Юліан Чаплінський: Генплан як відображення стратегії міста потрібний тоді, коли ця стратегія взагалі існує. Українські міста замовляють на тендерах генплани лише тому, що цього вимагає законодавство. Насправді для переважної більшості вони несуть величезне зло. Тому що школа містобудування, орієнтована переважно на автомобільний рух і на неміксовану функціональну забудову, породжує дуже погані пропорції вулиць, споруд тощо. Звісно, стратегія повинна фіксуватись у якийсь документації. Але в нас згідно з останньою версією законодавства з’явилося вже чотири види документації. Це комплексний план ОТГ, Генеральний план міста, зонування міста, тобто зонінг, та детальні плани територій. Як на мене, мусить бути генплан, у якому просто фіксуються речі, що точно ніколи не можуть бути порушені. Непохитні обмеження: історичні ареали, позначені екологічні заказники, заповідники, річки, санітарні зони від них тощо. І стратегічні – електропостачання, водопостачання, каналізація, де і як розміщувати очисні споруди.

Але не потрібно формувати у генплані думку, яке функціональне призначення повинна мати та чи інша територія.

P.M.: Тимчасовий дизайн не вимагає монументального підходу, але чи не означає це, що у нас з’являється ризик «прикрасити» міські вулиці безліччю непродуманих, безглуздих «інсталяцій», які потім залишаться з нами на довгі роки? Як уникнути ситуації, коли тимчасове оформлення площі трансформується в багаторічну експозицію МАФів з вуличною їжею або атракціонами?

Ю. Ч.: Насправді тимчасовий дизайн не повинен бути розмальовкою. Така мода існує у США, у Австралії – вони люблять залучати художників, щоб це було більш атрактивно і приваблювало людей. Звичайно, великий ризик існує у тому, що наші люди зразу понаставляють будок, скажуть: «Давайте відпрацюємо тут ринок як тимчасовий об’єкт». Вочевидь, ці речі не повинні бути поєднані з комерцією. Але ставити хай навіть бетонні блоки на площі та тимчасово обмежувати рух транспорту – то ж елементарно, і це не про художність, не про розмальовку, а про конкретні рішення, які треба відпрацювати.

P.M.: Ще один ризик, можливо, полягає в тому, що успішність і низьковартість тимчасових урбаністичних рішень може стати для міських формальних урбаністів підставою заощадити на капітальних рішеннях. З’явився, наприклад, «Куб» – тимчасова експозиція на місці будівництва Національного музею Революції Гідності, яка задовольнила частково суспільну потребу, знизила напругу – і ок. Можна не поспішати з будівництвом музею. Ви знаєте «кухню» зсередини,  тож як вважаєте, чи є подібний ризик?

Ю. Ч.: Ризики в політиці існують завжди. Насправді, цей «Куб» може стати так само пам’ятником владі, яка нічого не робить. І це зовсім не врятує її від критики суспільства. Але «Куб» – це не про урбанізм, а скоріше, про архітектуру та політику.

“Якщо пусте місце існує – не обов’язково його захаращувати будь-якою інсталяцією. Можливо, досить встановити лише одну лавку”

P.M.: Найкраще місце для реалізації урбаністичних pop-up проєктів – це міські пустирі. Але вони, на думку багатьох архітекторів, мають свою цінність для міста, дозволяючи йому дихати, масштабуючи архітектуру. Можливо, нам варто після зачистки просторів від сміття (МАФів, реклами, парковок) брати якийсь таймаут, перш ніж розфарбовувати порожнє місце або встановлювати там нові об’єкти? Час – наш ворог чи друг у цьому питанні?

Ю. Ч.: Час – без сумнівів ворог, коли ніхто нічого не робить. Міські пустирі, навіть не плануючи урбаністичні проєкти, потрібно вже чистити від сміття. Моя позиція: МАФи – це зло, паркування також, якщо воно не впорядковане, і реклама так само. Ніщо не заважає без урбаністів це все прибирати. Але, власне кажучи, частіше місцями дослідження і застосування урбаністичних практик стають складні міські вузли, там, де зараз погано, де ніщо не працює як треба. Якщо пусте місце існує – не обов’язково його захаращувати будь-якою інсталяцією. Можливо, досить встановити лише одну лавку.

 

Pop-up школы, больницы, дома

Всемирная организация здравоохранения, прогнозируя в скором будущем новые климатические катаклизмы, серию пандемий и войн за ресурсы, призвала крупные архитектурные университеты ускорить развитие «архитектуры быстрого реагирования». О мобильных и модульных сооружениях для сферы здравоохранения мы еще год назад рассказывали в статье «Больная тема: гуманистическая эволюция больниц». Пандемия лишь актуализировала тему – включились и дизайнеры, предлагая добавить в облик и обстановку временных госпиталей еще и долю эстетики. И даже Стефано Боэри отвлекся ненадолго от проектирования своих вертикальных лесов и разработал дизайн павильонов для pop-up пунктов вакцинации.

Проект pop-up школы, разработанный компанией SOM (Skidmore, Owings & Merrill). Источник изображения: SOM

А гиганты SOM (Skidmore, Owings & Merrill) спроектировали pop-up школу, которая столь же успешно может быть детским садом или колледжем. Это быстро разворачиваемые просторные и светлые павильоны, в которых учеников можно рассадить на безопасном расстоянии. Установка таких школ в жилых районах в шаговой доступности от места проживания школьников позволит разуплотнить обычные учебные заведения, а также избавит детей от необходимости передвигаться в транспорте. И главное – нивелирует недостатки дистанционного обучения.

Так тоже можно строить. Не зарываясь глубоко в грунт и не претендуя на вечность

Австралийский архитектор Гленн Мёркатт, Притцкеровский лауреат 2002 г., давно строит жилые дома, общественные здания, школы и даже мечеть, вдохновляясь легкостью и безмятежностью садовых павильонов. Его так и называют – «архитектор павильонов», поскольку за свою жизнь он не построил ничего тяжеловесного или того, к чему можно использовать эпитет «монументальный». Он строит, «легко касаясь земли», его здания не имеют тяжелого сверхнадежного фундамента, но это ничуть не уменьшает их функциональность и эстетизм. Да, так тоже можно строить. Не зарываясь глубоко в грунт и не претендуя на вечность.

Pop-up пункт вакцинации от COVID-19. Дизайн павильона разработан итальянским архитектором Стефано Боэри. Источник изображения: Stefano Boeri Architetti

Мы находимся в плену стереотипов: жесткая вертикаль власти, плановая экономика, освоение целины, осушение болот, ирригация пустынь, мысли о том, что наши предки были титанами, а мы как будто не свою жизнь живем, занимаясь ерундой и урбанистикой. Все это «стучит в сердца», требуя великих свершений, требуя строить на века, отвергая легковесность и легкомысленность промежуточных и временных проектов. Это понятно и легко объяснимо с точки зрения психологии. Но пока старшее поколение рефлексирует, легкие на подъем их потомки носят полмира в смартфоне, довольствуются карематом вместо кровати красного дерева с балдахином и выше уюта родового гнезда ценят возможность путешествовать. Как только границы снова падут – их не удержать. Они морально готовы строить города не из бетона, а из связей, людей и занятий, из смеха и бумажных кофейных стаканчиков. Чтобы быть с ними, легкими, на одной высоте, на одной волне, нам предстоит сначала всплыть, избавившись от балласта. Как минимум – серьезно задуматься об этом.