Градус благополучия. Как измерить температуру городам

Социальная дистанция — термин, вошедший в оборот в 2020 г. с новыми парадоксальными коннотациями. Теперь метры определяют уровень социальной ответственности жителей и планировщиков. Сравнение города с живым организмом не ново. Но каждая новая болезнь и эпидемия напоминают человечеству, насколько слабо мы понимаем принципы работы собственного тела. Так и каждая новая городская проблема демонстрирует неполноту опыта в планировании. Мы вновь и вновь измеряем температуру города и в тревоге смотрим на градусник. В этом PRAGMATIKA.MEDIA помогали архитекторы, урбанисты а также студенты Киевского национального университета строительства и архитектуры, Харьковского национального университета строительства и архитектуры, Харьковской школы архитектуры.

Хотели за здравие

Великий Корбю, проектируя свой идеальный Radiant City, вдохновлялся устройством и функциями человеческого тела. И… без тени сомнения предложил снести исторический центр Парижа. Сегодня кажется совершенно очевидным, что симметричность и стандартизация архитектуры — главные враги городского благополучия. Да и век назад идея Корбю вызвала инстинктивное отторжение у большинства даже самых нечутких городских чиновников. Ведь ранее Париж пережил османизацию, беспрецедентный комплекс санитарных мер, оздоровивших городскую атмосферу и уничтоживших часть ценного наследия. Человек-бульдозер барон Осман безжалостно снес Le Boulevard du Crime, средневековые здания на острове Сите, потратил 2,5 млрд франков и на два десятилетия превратил Париж в стройплощадку. Все — во здравие.

Выход к станции скоростного трамвая «Старовокзальная», Киев, Украина. Фото: Юрий Ферендович

Два года назад Barcelona Institute for Global Health (ISGlobal) опубликовал исследование «Пять ключей к более здоровым городам». Такими ключами ученые назвали снижение загрязнения воздуха, шума, качественные природные пространства, условия для физической активности жителей и предотвращение появления «островов тепла» в летнее время.

Согласно определению ВОЗ, здоровый город — тот, в котором здоровье горожан на первом месте в политической и социальной повестке дня. Этим и мотивировали повсеместное и недемократичное введение с началом пандемии локдаунов, парализовавших городскую жизнь.

Снизив темпы распространения вируса, локдаун свел на нет городскую активность, но не оказал благоприятного воздействия на экологию. Загрязнение воздуха выхлопными газами не уменьшилось. Горожане чаще, чем ранее, используют личные автомобили. Шумовое загрязнение также не снизилось. Вынужденные оставаться дома жители Киева массово жаловались на то, что страдают от соседских ремонтов или вечеринок. Весенний запрет на посещение парков и спортзалов сказался на физической активности, а что касается предотвращения появления «островов тепла», то эта тема в украинском социуме по частоте упоминаний на одном из последних мест.

Борьба за здоровье городских жителей часто ведется нездоровыми методами

Словом, парадоксально, но борьба за здоровье городских жителей часто ведется нездоровыми методами. А критерии развития и деградации городской среды настолько размыты, что явные признаки городских болезней часто остаются незамеченными. Более того, популярные способы активации городских пространств вдруг начинают работать «в минус».

 

Если лекарства too much

Как самодостаточная наука урбанистика заявила о себе еще в начале XX в., когда в европейских и американских университетах одна за другой открылись кафедры городского планирования. С тех пор были разработаны тысячи рецептов и сценариев, которые призваны стимулировать развитие городов не просто как технофабрик, но и как мест для комфортного проживания и благоденствия жителей. Среди этих сценариев были удачные, неудачные и спорные. А новая карантинная реальность вообще смешала все карты.

Амстердам — город с приоритетом велосипедистов и пешеходов. Фото: Victor He / Unsplash

К примеру, мы воспринимаем как аксиому, что туризм оживляет экономику, стимулирует появление таких жизнерадостных элементов, как уличные кафе и магазинчики с крафтовыми товарами, развивает торговлю и местные ремесла. Но нашествие туристов раздражает местных жителей, которые считают поведение иностранцев разрушительным и девиантным. Появились даже такие термины, как туристофобия и «диснеизация города». Продавцы китайских сувениров и поддельных сумок вытеснили с Ла Рамбла и набережной Сены ремесленников и художников. В Барселоне жители выходили на акции протеста, а местные власти блокировали сервисы типа Airbnb. В Амстердаме, который считается символом свободы и даже некоей распущенности, пару лет назад резко ужесточили штрафы для гуляк: за окурок, выброшенный на тротуар, придется заплатить штраф в 140 евро. Еще в 2017 г. директор Amsterdam Marketing Франс ван дер Аверт заявил, что европейские «города умирают от туризма» и что люди больше не будут жить в исторических центрах. Карантин 2020 г. практически убил туристическую отрасль. Стало лучше? Или хуже?

Мы воспринимаем как жизненную необходимость максимализацию ночного освещения: если городской пейзаж погружен во тьму, он вызывает беспокойство и тоску. Но, уничтожив тьму, в борьбе за свет и 24‑часовую активность жители мегаполисов лишились звездного неба и испытывают проблемы со здоровьем из‑за нарушения циркадных ритмов.

Когда доза «лекарства для города» превышена — оно превращается в яд

Активное развитие субурбий, которое приводит к увеличению размеров, расползанию города, многие путают с развитием. Но это как раз маркер того, что люди бегут из ставшего неуютным, непригодным для жизни городского центра. Слишком людного или, напротив, слишком пустого. Но с приходом коронавируса привлекательность жизни за городом возросла в разы, а теория о благотворности высокой городской плотности оказалась под сомнением.

Любые мероприятия по оживлению городской среды, в том числе джентрификация, о которой мы писали ранее в статье «No Gentry? Джентрификация: за и против», действуют на городской организм как лекарство. Но когда доза превышена too much, лекарства превращаются в яд.

 

Легко ли воскреснуть из мертвых

Американский Детройт, английский Шеффилд, голландский Эйндховен, немецкий Лейпциг, испанский Бильбао, французский Лилль — все эти города в 80‑х, в период кризиса тяжелой промышленности оказались на грани исчезновения. Слова «банкротство» и «смерть» воспринимались как синонимы. Но смелые урбанистические идеи и готовность правительств реинвестировать в спасение павших титанов способствовали их возрождению. Не столь стремительному и беспроблемному, как обещали идеологи креативной теории. Но сегодня, когда речь заходит о потенциале архитектурного наследия и его креативном переосмыслении, наглядными являются примеры из новейшей истории этих городов.

Худшие времена для Детройта, 1985 г. Фото Руса Маршалла экспонировалось на выставке Russ Marshall: Detroit Photographs, 1958—2008

Иногда города демонстрируют просто сверхъестественные примеры выживаемости. О том, что Рим — вечный город, слышали все. Но иногда и маленькие городки демонстрируют феноменальную волю к жизни. О том, как испанская Картахена словно феникс десятки раз возрождалась из пепла, мы ранее писали в статье «Карфаген должен быть восстановлен! Архитектурный палимпсест испанской Картахены».

В эпоху COVID города не могут рассчитывать на солидные инвестиции из госбюджетов

 

Пешеходные улицы и таунхаусы современного Детройта — попытка преодолеть городской упадок. Фото: Jameson Draper on Unsplash

 

В эпоху COVID часть надежных и проверенных рецептов ревитализации деградировавшей городской среды теряют актуальность. Теперь терпящие бедствие города не могут рассчитывать на солидные инвестиции из государственных бюджетов. И не исключено, что многие правительства обратятся к концепции «тактического отступления» или «управляемого упадка». Этот термин родом из тех же 80‑х. Параллельно с проектами по поддержанию постпромышленных английских городов правительство Маргарет Тэтчер рассматривало предложения по урбанистической аутотомии — отрезанию неисправимо маргинализированных районов от сравнительно благополучных, поощрению миграции или даже эвакуации жителей. Иногда речь шла о целых городах, к примеру, такой сценарий рассматривался для Ливерпуля. Кстати, сейчас Ливерпуль, все же переживший депрессивные 80‑е, вновь оказался на грани банкротства, поскольку кабинет Бориса Джонсона отказался компенсировать муниципалитету миллионы, потраченные на поддержку малого и среднего бизнеса во время весеннего локдауна.

Разрушающийся фасад исторического здания в центре Одессы. Фото: dumskaya.net

«Управляемый упадок» — одна из самых жестоких и критикуемых урбанистических политик. Ее часто называют также «социальным убийством». Но она словно черт из табакерки выскакивает именно в самые критические моменты, когда цинизм и прагматизм элит, их борьба за власть берет верх над желанием продолжать игру в демократию. «Leave Democrat cities, Let them rot», — в августе Дональд Трамп ретвитнул пост ультраправого радикала, призвавшего людей бросить свои города в ответ на митинги и массовые беспорядки.

«Управляемый упадок» — одна из самых жестоких урбанистических политик

Старт круизного сезона в порту Ливерпуля, Великобритания. Строительство нового круизного терминала Ливерпуля из‑за пандемии заморожено на неопределенный срок. Реализация масштабного проекта архитектурной студии Stride Treglown стоимостью более чем в £50 млн должна была дать городу мощный толчок для развития. Источник фото: liverpoolexpress.co.uk

В новейшей истории Украины эту концепцию отработали в нулевых, замаскировав под брендом «реструктуризация». Реструктуризация предполагала закрытие убыточных угольных шахт в Донецкой и Луганской областях, но не предлагала реальных сценариев трудоустройства безработных шахтеров и тем более сценариев для поддержания городов, лишившихся градообразующих предприятий. Вторая волна упоминаний об аутотомии оккупированных территорий поднялась с первых месяцев войны на востоке Украины, и до сих пор эта идея остается популярной в определенных политических кругах. В микромасшабах «управляемый упадок» успешно практикуют собственники ветхих старинных зданий в Киеве, Львове, Харькове, Одессе. Ценному наследию позволяют разрушаться до той аварийной черты, за которой единственным решением останется снос и высвобождение участка для нового девелопмента. Кто поручится, что «социальному убийству» не подвергнут украинские города, наиболее пострадавшие от пандемии и потерявшие критическую долю бизнеса?

 

Когда начинать беспокоиться?

Упадок населенных пунктов — комплексная проблема. Ошибки в городском планировании, плохая архитектура (подробнее — в статье «Архитектурный копипаст убивает. Почему разнообразие считают залогом витальности города?»), экономический климат — лишь часть причин, его провоцирующих.

До определенной пропорции распад остается естественным следствием городского метаболизма. Но в какой‑то момент опытный городской планировщик, проходя привычным маршрутом, должен насторожиться и вычленить из пестрого уличного детрита признак опасной городской болезни.

Состояние главных городских улиц наиболее информативно. Мало кто начинает знакомство с новым городом с изучения окраин. Заглядывать за кулисы нужно обязательно, но прежде всего стоит посмотреть на то, в каком состоянии находится центр, который по логике является средоточием созидательных усилий со стороны властей и общины.

Состояние главных городских улиц — один из главных маркеров благополучия

Исследователи Кардиффского университета считают, что центральные улицы выполняют четыре основные функции: шопинг, деловая занятость, отдых и повседневное использование местными жителями. Полевые исследования, подобные тем, что проводят в украинских городах урбанисты «Агенти змін» (читайте об исследовании столичной улицы Богдана Хмельницкого в статье «Операция «Адаптация». Принципы реновации общественно значимых зданий»), позволяют выявить дисбаланс и экологические ниши — дефицит или профицит сервисов и услуг. Такая информация является основной для девелоперов, а также собственников и арендаторов недвижимости, если они хотят, чтобы их инвестиции в новый бизнес или в ребрендинг старого были оправданы. Иначе не исключено, что уже на финише застройщик вдруг обнаружит, что построил недвижимость с нулевым спросом.

Летом 2020 г. издания The New Yorker и ProPublica опубликовали результаты совместного исследования, в котором назвали опасными маркерами городского упадка дисконтные супермаркеты. Сетевики разоряли владельцев мелких частных лавок, не создавая большого количества рабочих мест. А также прививали жителям маргинальные привычки — не готовить еду из свежих продуктов или посещать кафе, а использовать полуфабрикаты, потреблять дешевую и неэкологичную химию для уборки дома, одежду и игрушки плохого качестве, произведенные на фабриках с использованием дешевого труда или нелегально, и так далее.

В Украине супермаркеты считаются едва ли не градообразующими объектами. При этом и центры региональных городов и окраины украинской столицы пестрят вывесками «Ломбард», «Секонд-хенд», «Обмен валют», которые просто кричат о том, что в городе и стране назрел экономический кризис.

Крещатик, Киев, Украина. Фото: Иван Захаренко / Unsplash

Внешний бурный рост украинской столицы обусловлен депривацией — оттоком населения из региональных городов. Разница в уровне заработной платы между столицей и провинцией заставляет молодежь покидать свои города, несмотря на то, что они часто более комфортны для проживания: их дороги не загружены, воздух чист, а больницы, детские сады и школы находятся рядом с домом. Это игра без правил, моноцентрические процессы, которые никто на уровне государства даже не пытается осмыслить и регулировать. Как заметил архитектор Дмитрий Васильев в процессе дискуссии об особенностях украинской урбанизации: «У нас будет четыре города в Украине, максимум пять, давайте поспорим и посмотрим через 10 лет. Пять региональных центров — Львов, Одесса, Киев, Днепр, Харьков и Донецк». (Подробнее читайте в статье «Строй. Борись. Люби. Первые шаги к лучшему городу».)

Впрочем, не всегда money talks, не всегда деньги решают все. Такое эфемерное чувство, как любовь жителей к своему городу может быть более созидательным и влиятельным, чем экономика. Иногда выкрашенные в белую краску лебеди из автопокрышек — это не символ дурного вкуса, а признак наивной, но искренней влюбленности в место и честная попытка сделать его лучше.

Совершенствование города — это стайлерская функция, которая требует от планировщиков не только реагирования, но сначала осмысления, возможно, более философского отношения к городским процессам. Самая распространенная ошибка современных украинских урбанистов — формальных и неформальных — в том, что они подходят к решению каждой проблемы как к дилемме, исключающей третий, четвертый — другой путь. Но не случайно ведь black and white thinking считается когнитивным искажением?

 

Юліан Чаплінський

Архітектор, урбанпленер

Комфортні вулиці — це найголовніше!

Юліан Чаплінський, архітектор, урбанпленер

Фраза про те, що інвестиційний клімат міста вимірюється кількістю кранів на його силуеті — до певної міри правда. Але буває так, що саме будівництво призводить до вбивства міста. Тож для його життя важливим є не стільки питання наявності будівництва, скільки його якість.

Коли я потрапляю у Європу чи в інші міста України, то вимірюю добробут міста його парками. У якому вони стані — приблизно таке все місто. Громадські простори — це обов’язкова ознака й того, наскільки суспільство комунікує між собою. Коли я жив у Києві, то зіткнувся з тим, що тут дуже слабка комунікація між людьми. Вони сидять або у фейсбуці, або в телефоні, або в автомобілі. І живе спілкування зводиться до заміського шашлика, поїздки за місто. Як на мене, це вже ознака вмирання цього міста.

Мушу сказати, що наявність людей на вулицях та комфортний громад­ський транспорт — незаперечне мірило життя міста. Адже коли всі вулиці та площі в автомобілях, це важко назвати життям людей. Вони нещасливі, озлоблені й дуже часто стикаються з відчуттям марної трати часу.

Типичный комфортный город глазами архитекторов XXI в. Скеч из проекта по ревитализации Восточного Балтимора, США. Авторы проекта: Ayers Saint Gross

 

Найголовніший показник добробуту — комфортні вулиці. Не має значення, точніше, має опосередковане значення фасад, дизайн фасаду чи його вітрини. Якщо вулиця запаркована і ви не можете пройти нею вільно чи пробігтися, проїхатися велосипедом — це некомфортне місто, яке деградуватиме. Прогулюючись Мангеттеном з його щільною забудовою, я постійно ходив по широченних тротуарах на дуже комфортних, гарно оформлених вулицях. І висота споруд зовсім не тисне на людину, емоційно не знищує її. Те саме можу сказати про Чикаго — той аналог, на який може посилатися наша столиця. На жаль, в Україні вулицям присвячено дуже мало уваги, і навіть ті їх реконструкції, що відбуваються, мають на меті догодити перш за все автомобілю, а не пішоходу.

 

Александр Попов

Сооснователь и директор компании archimatika

Киев — живой организм, у которого мозгов меньше, чем энергии роста

Александр Попов, сооснователь и директор компании archimatika

Маркеры деградации — как вирусы или бактерии — наши постоянные спутники. Но начинают тревожить тогда, когда размножаются бесконтрольно. Например, разбитые стекла. Стекла бьют постоянно, но где‑то их быстро меняют, а где‑то нет. Все, наверное, слышали о теории разбитых окон. И это маркер. Граффити — творческая энергия, которая направляется не в позитивное русло, не в краудфандинг, не в субботники, а в маргинализацию среды. Граффити можно воспринимать как эстетический протест против унылой, бездушной среды, которая отторгается человеком и отторгает человека, а можно как арт. Все можно превратить в фишку, во всем можно найти искусство. И в деградации найти красоту, ведь и руины могут быть величественными. Но есть проявления жизни и проявления смерти. Так вот граффити — это проявление смерти пространства.

Активное строительство, напротив, — это жизнь. Любое строительство. Развитие ведь тоже бывает со знаком плюс и со знаком минус. Бывает и бестолковое развитие — рост, который создает больше проблем, чем решает. А вот недострои — маркер угасания. Для меня таким является киевский Северный мост. И каждый раз, когда я переезжаю с левого берега на правый, смотрю на «Днепровские башни». Когда‑то этот проект считался прогрессивным и экспериментальным. Но вот уже 20 лет этот ЖК законсервирован, он стал маркером увядания всего района. Эти башни надо снести и освободить площадку для чего‑то нового, для того, чтобы Троещина не деградировала, а развивалась.

Теория разбитых окон, сформулированная в 1982 г. американскими социологами Джеймсом Уилсоном и Джорджем Келлингом, несмотря на то, что множество раз подвергалась критике, остается популярной. Она подразумевает, что попустительство властей к мелким правонарушениям провоцирует людей на совершение более тяжких и ведет к деградации городской среды. Фото: pxhere.com

Приезжая в новый город, я обращаю внимание на фасады и на то, насколько они ухожены. Если продолжать аналогию с человеком, то костюм двадцатилетней давности, весь в заплатках, выглядящий неопрятно, превращает человека в маргинала. Но тот же самый винтажный костюм в сохранном состоянии уже воспринимается как некий арт-жест: да, он не модный, не современный, но интересный. Даже простую одежду можно носить аккуратно и стильно, а в неудачном сочетании она смотрится безвкусно или скучно. Город, как и человек, должен следить за собой, быть опрятным. Как одно из проявлений неопрятности — кондиционеры, уродующие архитектуру фасада, словно бородавки на лице. Или застекленные балконы. В Мадриде, как и в Киеве, люди часто остекляют балконы. Зачем это делают испанцы — понять сложно, в их климате маленькое пространство работает как теплица, там неимоверно жарко… Тем не менее такая традиция есть. И вот когда едешь по Мадриду, обращаешь внимание, что на окраине город «забил» на свой внешний вид, а чем ближе к центру — тем аккуратнее, чище фасады.

В городах Германии, Швейцарии, Австрии, которые являются олицетворением порядка, напротив, аккуратно, и все, что можно привести в порядок, приведено. А есть города, где существует некая граница между порядком и хаосом. К примеру, во Львове достойно выглядит сравнительно небольшая территория центра, но затем ты выходишь на какой‑то остановке на окраине — и словно пересек какую‑то границу, как между Западным и Восточным Берлином.

Киев — живой, бесспорно, развивающийся город с внушительным количеством строительных кранов, что что тоже можно считать индикатором роста. Но он развивается бестолково, как живой организм, у которого мозгов меньше, чем энергии роста.

Новостройки на левом берегу Киева. Фото: Валик Чернецкий / Unsplash

В качестве витальных примеров могу привести Минск. Представьте себе почтенного пенсионера старых правил, который тем не менее следит за собой. Он причесан, доброжелателен и улыбчив. Да, он не современен. И энергии молодости в Киеве гораздо больше, чем в Минске. И проявлений энергии частного предпринимательства, среднего культурного класса у нас больше. В Минске государственная система сдерживает рост и не позволяет людям себя проявить. Но когда даже во время акций протеста люди, перед тем как встать на скамейку, снимают обувь — это проявление очень культурного города — такого, который любят люди.

Или Тбилиси. У него совершенно другая история, там нет жесткой централизации власти. Во внешней среде она проявлена разве что культурным центром, построенным по проекту Максимилиана Фуксаса, и архитектурой президентского дворца, который на самом деле является ремейком Рейхстага. А бизнес-комплекс Иванишвили — четкая горизонталь на горе над городом, спроектированная Сином Такамацу, словно дворец князя, который сверху наблюдает за своими вассалами. Но сам Тбилиси — чистый, культурный, освещенный. Бедный город, поскольку не хватает средств, чтобы привести в порядок фасады. При этом возводятся новострои — достойные и хорошие. И в целом город очень живой и позитивный.

Разнообразная архитектура Подола во многом формирует уникальный образ Киева. Фото: Виктор Талашук / Unsplash

«Живой» не всегда равно «богатый». Категория витальности находится не столько в экономической плоскости, сколько в культурной. Если город сравнить не с человеком, а со скульптурой, то можно сказать так: есть форма и эта форма — культура. А материал, который заливается в нее, — это экономика. Есть деньги — льют из бронзы, мало денег — из гипса. Но если форма хороша, то и гипсовая скульптура будет выглядеть вполне благородно.

Увлекаясь сравнениями, мы иногда забываем, что город сам по себе неодушевленный. Искусственный, мертвый. И только люди его оживляют. И если люди оживляют эту среду недостаточно — получается не человеческая среда, а деградирующее, умирающее, выморочное пространство.

Анна Бондарь

Архитектор, Народный депутат Украины

Лучшие маркеры — это точные данные

Анна Бондарь, архитектор, Народный депутат Украины

Для меня градус благополучия города — это прежде всего его безопасность. Помню, как еще в 2011 г. CANactions по заказу города проводил международный конкурс на проектирование маршрутов по кромке Днепра, победителями в котором стали молодые колумбийские архитекторы, которые приехали в Киев на награждение. Я организовывала их приезд в Киев, и когда они прибыли из Боготы, то заселяясь в President Hotel на Печерске, задали вопрос: «Безопасно ли нам выходить вечером?» Я была очень удивлена, поскольку это же центр столицы… Потом, когда почитала про Боготу, поняла, почему они об этом спрашивали. Ну а сегодня безопасность среды для меня — самое важное условие комфортности жизни. Мне важна безопасность детей, которые ходят в школу, сами переходят дорогу, гуляют в парке.

С точки зрения женщины, матери наш город не так уж и безопасен, как это может казаться молодому здоровому белому мужчине. Это понятие — безопасность — включает в себя все! Темный двор — уже некомфортно. А у нас в Киеве есть целые кварталы, где не освещаются улицы. К примеру, на Ветряных горах до сих пор отсутствует уличное освещение. Наземные переходы опасны из‑за сумасшедшего трафика и ДТП, подземные — некомфортны, а если там лампочка перегорела, то тоже опасны. Мусор на улицах — вокруг города полигоны в ужасающем состоянии. Вся токсичная гадость попадает в подземные воды и далее в Днепр. А воздух?.. Тот комплекс мер, который вкладывается в понятие «безопасность» — самый важный критерий благополучия города.

Ведь города возникли как места, где за крепостной стеной безопаснее, чем в поле, в лесу, на маленьком хуторе. Огражденное место, в котором безопасно, — вот изначальный его смысл. А сегодня второе его главное качество — многообразие выбора, который он дает. В каком‑то небольшом городке может быть очень безопасно, но он не даст тех возможностей, что мегаполис. А скопление большого количества разных людей с разными интересами уже небезопасно. Поэтому важен баланс. И сохранение безопасности на высоком уровне — это как раз признак здорового, развитого города.

 

Бульвар Дружбы народов, Киев, Украина. Фото: Александр Жабин / Unsplash

 

Пока Киев не самый безопасный. Но в каком направлении он развивается — мне еще сказать сложно. Киев уже дорос до таких размеров, что на «ручном управлении» решать его проблемы невозможно. Пока у нас не будет полноценных данных про город, эффективных решений тоже не будет. Пример: на нескольких улицах частного сектора на Ветряных горах даже нет асфальтового покрытия. Но рядом построили большой жилой комплекс. И поскольку рядом сейчас идет строительство метро, то подъезд к ЖК перекрыли, а весь поток перенаправили через этот частный сектор, где нет даже тротуаров для пешеходов, нет светофоров. Конечно, люди возмущены. Тогда власти установили 16 запрещающих знаков и перекрыли выезд для жителей ЖК. То есть чиновники просто стравливают людей своими неграмотными ситуативными решениями. Можно же было решить эту тактическую проблему так, чтобы не создавать опасность и дискомфорт для жителей? Надо было просто собрать данные и изучить, как в этом районе движется транспорт.

В проект «Закона о столице» мы заложили принцип, который до сих пор был нечетко прописан в законодательстве. Это обязательная связь трех уровней принятия решений. Первый, стратегический уровень — это куда движется город, он про парки или про заводы? — должен быть с связан с градодокументацией и бюджетированием. Сегодня из‑за того, что город не имеет градодокументации, а та, что есть, не соответствует стратегии, бюджет вообще оторван от этих понятий. И все наши «хотелки» — громады, депутатов, мэра — никак не связаны с планированием. Наша идея в том, что горожане должны определиться со стратегией, ее нужно заложить в градодокументацию и на ее основании формировать программу социально-экономического развития. Этот принцип мы жестко прописали в законе. Также прописали множество требований ко сбору городских данных — реестров и кадастров. В том числе обязательность транспортного моделирования при любом планировании. Мы уверены: чем больше данных — тем больше материала для анализа и тем точнее прогноз. И диагноз.

Мария Комендант

Студентка Киевского национального университета строительства и архитектуры

Позвольте городу дышать!

Мария Комендант, студентка Киевского национального университета строительства и архитектуры

Вы замечаете, как в городах тяжело дышать? И как легко дышится за городом? И это в XXI в., когда большая часть существующей промышленности уже вынесена за черту города или и вовсе закрыта, запрещена в пешеходном радиусе доступности. Причина в огромном, разрастающемся подобно фракталу количестве автомобилей, несоблюдении этики во взаимодействии между промышленностью и окружающим миром.

По статистике ВОЗ, ишемическая болезнь сердца лидирует в топ-10 основных причин смерти. Это патологическое состояние, характеризующееся абсолютным или относительным нарушением кровоснабжения миокарда вследствие поражения коронарных артерий. Слишком большое количество машин заставляет трещать по швам городские дороги, поражая городские артерии. Так что симптомы ИБС каждый из жителей большого города может наблюдать в пиковые часы, застряв в пробке в личном авто или в общественном транспорте.

В посткарантинном городе нашим главным мерилом станет социальная дистанция. Должна быть пересмотрена работа общественного транспорта и перепланировано пространство улиц, которые нуждаются в модификации.

Еще в мае я думала, что привычное функционирование общественного транспорта (забитые троллейбусы и маршрутки) вернется к нам нескоро. Но осенью мне уже так не кажется. Однако все более популярными становятся пешеходные прогулки и альтернативные транспортные средства — велосипеды, моноколеса и так далее, что тоже требует расширения велодорожек и тротуаров (особенно во многолюдных коммерческих и деловых районах). В этом случае велосипед может служить отличной заменой общественному транспорту.

Можно провести параллели между несовершенством собственной внешности и обликом города. Неровности кожи, прыщи и высыпания — бесконечное количество ларьков, нагроможденных на тротуарах. Яркие, безвкусные, кричащие вывески — словно воспаления, проявляющиеся за день до важного свидания. И ведь всем давно известно, что проблемная кожа — это результат неправильного ухода и неправильного питания. Мы — то, что мы едим. Что столь вредного мы потребляем сегодня? Избыточную информацию, пренебрегая доступом к мировой культуре и эстетике?

Когда я замечаю внедрение дизайн-кодов в наружной рекламе, мое девичье сердце радуется. Дело не в том, что у города появились средства на более дорогую косметику по уходу, а в том, что проблему распознали и теперь чистоте «городской кожи» уделяют внимание.

Бесплатный велотрек на ул. Вячеслава Липинского в Киеве. Фото: Евгений Чистяков / Unsplash

Так что для меня очевидный маркер умирания пространства — городские пробки, когда улицы на Google-картах окрашены в бордовый, словно кровоточащие раны. А также — потеря айдентики, архитектурного дизайн-кода, философии пространства, превращение в серые бетонные джунгли. Все помнят, что Киев — город каштанов. Каштаны умирают. Неужели изюминка Киева только в каштанах? Где новые символы? Каждый новый ЖК старается выделиться из ряда: для этого разрабатываются десятки вариантов фасадов, цветовых и пространственных решений. Но помогает ли это Киеву в формировании единого стиля? Современный Киев — зависимый от моды ребенок, который хочет все и сразу, теряя собственное «я».

К основным маркерам благополучия пространства городов я бы отнесла тенденцию возврата городского пространства пешеходам. Улица — один из наиболее ценных ресурсов. Новейшая история Нью-Йорка или Копенгагена учит нас, как этот ресурс можно «прокачать». Большинство улиц запроектированы так, чтобы сократить путь транспорта из точки А в точку Б. Комфортно ли пешеходам? Безопасно ли? Для прогрессивных современных градостроителей и урбанистов понятие walkability — удобства ходьбы — является мерилом и даже эталоном современной городской структуры.

Градус благополучия для меня — в переосмыслении города и его основных функций, где автомобиль — дополнительный инструмент свободы, а не устройство-протез. Город — не вечный двигатель технологического прогресса, а место, где человеку нравится жить.

 

Наталья Козуб

Студентка Харьковской школы архитектуры

Рынок и власть — плохие градостроители

Наталья Козуб, студентка Харьковской школы архитектуры

Развитие мы связываем с ростом, с поступательным движением вперед. И развитие города традиционно ассоциируется с ростом численности населения, территории, экономики. Городское развитие — ответ на изменения, которые начинаются с демографии, экономики, политики, климата, культуры. Городская среда одновременно проявляет эти изменения и сама является фактором влияния.

Развитие требует ресурсов: экономических (городской бюджет), социальных (наличие грамотных специалистов), природных (природные территории, реки, леса). Но неграмотное управление городом может привести к его депрессии в будущем даже при наличии ресурсов. Провайдерами городских изменений являются представители власти; рынок в лице частных застройщиков и инвесторов; а также гражданские инициативы. В Украине слабость гражданского общества и низкий уровень знаний в сфере городского развития приводят к незначительности запроса на изменения и инициатив снизу. Для эффективных перемен необходимо сотрудничество всех трех сторон: города, бизнеса и гражданского общества.

Цель развития города — приспособление к текущим и будущим условиям для благополучия его жителей. И все изменения либо отвечают реальным потребностям жителей в настоящем и будущем, либо нет. Если формальные планировщики угадали неверно, то такое развитие может смениться депрессией. Депрессия города — это патовая ситуация, отсутствие возможностей к изменению, отсутствие места для маневра. Поэтому от того, насколько текущие изменения соответствуют реальным тенденциям и потребностям жителей, зависит следующая стадия — развитие или упадок.

Градостроительная политика должна опираться на существующие тренды, например, уменьшение населения, изменение климата

К примеру, в Харькове застройщики в последние годы активно сдают большое количество низкокачественного жилья. Строительный бум — рабочие места и новые квартиры. И сегодня это выглядит как развитие. Но количественно население Харькова (в отличие от Киева) не растет, новые квартиры приобретают чаще как инвестиционные, поэтому новостройки медленно обживаются. Среда вокруг них качественно не изменяется в лучшую сторону. Нет реального благоустройства, дворы неграмотно планируются и превращаются в стихийные парковки. Из-за недостаточной плотности жителей не развивается малый и средний бизнес, сфера услуг. Эти новостройки, вероятнее всего, придут в упадок, минуя фазу расцвета. Они оказывают лишь негативное влияние на город за счет уничтожения зеленых зон, на которых вырастают, за счет своей эстетической непривлекательности и однообразия. Рынок — плохой градостроитель. То, что сейчас приносит прибыль, может обернуться катастрофой или ухудшением качества городской среды в ближайшем будущем.

Другой пример — «реконструкция» центральных парков городскими властями. Она не учитывает экологическую повестку, тот доказанный факт, что климат становится все более жарким и засушливым. При титанически дорогом уходе газончики под деревьями выглядят благополучно, но стоит чуть меньше вложить в них ресурсов — они быстро облысеют. А бетонные пруды в парке Шевченко превратятся в облезлые корыта. А ведь естественные природные яры, которые были на месте «новых зеленых зон», не требовали ухода. При этом каждый гектар леса дарил городу чистый воздух и прохладу.

Еще один «зеленый» пример видимого развития, которое обернется крахом, — уничтожение крупных, якобы аварийных деревьев: кленов, тополей, каштанов. Их безжалостно вырубают, заменяя мелкими породами — плакучими формами ясеня, рябины, ивы и др. Трагедия в том, что формально происходит обновление озеленения, а фактически наносится вред экологии и городской среде. Городские власти не учитывают, что в возрасте 50 лет дерево вступает в свой расцвет «полезности» и почти не требует ухода — ему лишь нужна грамотная обрезка, удаление аварийных ветвей. А молодые деревья требуют много ухода — полива, ограждения, защиты от вредителей. И за счет своих карликовых размеров далеко не так полезны: дают мало тени, улавливают мало пыли и СО2, впитывают мало вредных веществ. Распространенная в Харькове оценка деятельности городских властей — «хоть что‑то делают, и на том спасибо». Но то, что они делают в плане озеленения города, лишь при первом, поверхностном взгляде выглядит развитием. Это «развитие», которое уничтожает ресурсы, необходимые для будущего роста.

Гордость Харькова: здание Госпрома — памятник архитектуры конструктивизма. Фото: Anna Hunko / Unsplash

Градостроительная политика должна опираться на существующие тренды, например, уменьшение населения, изменение климата, и для этого к планированию нужно привлекать экспертное сообщество. Маркерами и стимуляторами будущего благополучия городов будут:

  • Появление новых экологичных и инновационных производств, бизнес-кластеров, развитие циклической экономики (circular economy).
  • Развитие зелено-голубой инфраструктуры: озеленение улиц деревьями-крупномерами; грамотная реконструкция существующих парков и уход за природными зелеными территориями; использование экорешений для борьбы с подтоплениями; очистка рек; связанность зеленых территорий; доступность для всех жителей.
  • Инвестиции в устойчивую мобильность: создание вело-пешеходных маршрутов; надежность, доступность и удобство общественного транспорта; более плотная транспортная сеть; комфортность городской среды для пешехода.
  • Развитие социальных функций, образовательных и медицинских. Важно повышать качество условий в больницах, школах, вузах и их доступность.
  • Создание комфортных условий для местных производителей товаров — фермеров, производителей одежды, обуви, мебели.
  • Ревитализация постпромышленных территорий, сдерживание города в его границах, а не расползание с уничтожением естественных зеленых зон.

 

Анна Пилипенко

Студентка Харьковского национального университета строительства и архитектуры

Город — наше отражение

Анна Пилипенко, студентка Харьковского национального университета строительства и архитектуры

Развитый город — это сложная структура, на которую влияет много факторов. Качественная инфраструктура — первое и самое заметное проявление развитого города. Это не только безупречное дорожное покрытие и общественный транспорт. Хотя здесь все должно быть логично и просто, а также быстро. Главными принципами развитой инфраструктуры города я считаю лаконичность, доступность, равенство, безопасность, инновационность.

Еще один маркер развития — активность во всех частях города, во всех его районах. Каждый человек должен иметь возможность выйти вечером на прогулку в комфортный и ухоженный парк в своем районе, и для этого ему не нужно ехать в другую часть города. А утром он сможет безопасно доехать на своем велосипеде из дома на работу.

Важное проявление развитого города — его опрятный внешний облик. Внешность города — это и состояние исторических районов, и количество заброшенных зданий, и количество мусора на тротуарах. Необходимо обновлять фасады старых зданий, чтобы они вписывались в имидж современного города и не представляли опасность осыпающимися штукатуркой или плиткой, разрушением несущих конструкций. Лекарством для заброшенных зданий является их реновация, которая вернет исторические дома к жизни и изменит внешний вид улиц.

Харьков, Украина. Фото: Соня Кардаш / Unsplash

Все эти факторы влияют на наш город и на наше ощущение комфорта. Но самым главным фактором остаются люди, которые ценят свой город и заботятся о нем. Люди, которые не занимаются вандализмом, не разрисовывают фасады, не выбрасывают мусор прямо на улицу, не уничтожают цветы, высаженные коммунальными службами, а дополнительно высаживают их у себя во дворе.
Город и есть отражение людей, которые в нем живут.

 

Кирилл Ватралик

Студент Харьковского национального университета строительства и архитектуры

Город как организм. Тренируй!

Кирилл Ватралик, студент Харьковского национального университета строительства и архитектуры

Сами по себе города в буквальном смысле нельзя считать одушевленными. Но, как и живые организмы, здоровые города в действительности обладают коллективным сознанием, идентичностью и способностью к адаптации. Горожане являются неким подобием клеток в этих организмах. А фундамент здоровья базируется на взаимосвязях между всеми его элементами и взаимной поддержке. Именно коммуникации порождают новые идеи и проекты, способствуя формированию прочных связей и чувства общности, счастью и гармонии всех жителей города.

Лайфстайл города, его развитие или умирание взаимосвязаны с внутренним эмоциональным и физическим состоянием горожан, с их действиями и культурой жизни. Поэтому, работая над собой, размышляя о том, что же есть счастье, мы работаем над созданием живого города, в котором время уходит не на дорогу, не на транзит между домом и работой, а на общение с семьей, друзьями, коллегами. Мы начинаем осознавать, что общественные пространства стимулируют новые знакомства. И почувствовав свою значимость и причастность к жизни города в целом, горожане тем самым берут на себя ответственность за его развитие.

Каждый выбирает свой путь к хорошей жизни, поэтому на вопрос, что такое счастье, сложно дать четкий ответ, ведь это достаточно индивидуально, призмы нашего восприятия далеко не идентичны. Но я бы сформулировал, что счастье — это свободное течение энергии. Отсутствие границ и барьеров в городе обеспечивает свободную циркуляцию творческой энергии горожан. Такой город позволяет человеку снять напряжение и почувствовать свою истинную природу. Правильно организованное общественное пространство всегда дарит ощущение счастья — будь то парк, велосипедная дорожка или тротуар.

 

Харьков, район железнодорожного вокзала. Фото: Ярослав Романенко / Unsplash

 

Благополучный город должен обеспечивать базовые потребности человека. Исходя из этого, можно выделить кейс, который «простимулирует» городскую среду. Итак, что мы хотим от большого города? Здоровый город дает нам следующее:

  • настоящую свободу жизни — так, как этого хотят горожане;
  • справедливое распределение пространства;
  • развитие стабильности в условиях экономических и экологических колебаний;
  • поддержание здоровья, а не провоцирование заболеваний;
  • максимум радости и минимум трудностей жизни;
  • чувство контроля, комфорта и самостоятельности;
  • способствует развитию ощущения смысла жизни и целостности.

Но прежде всего городская среда должна укреплять социальные связи, ведь именно они наполняют нашу жизнь. Город, который способствует сотрудничеству между людьми, успешно справится со всеми вызовами XXI в. А что дальше? Все чаще кажется, что факторы, которые влияют на будущее городов, не поддаются контролю. И тем более ошибочно думать, что будущее города — это забота чиновников, которых государство наделило властью.

 

Алиса Александрова

Студентка Харьковской школы архитектуры

Самый ценный ресурс — конфликтность городских пространств

Алиса Александрова, студентка Харьковской школы архитектуры

Synoikismos — древнегреческое слово, описывающее процесс сплавления различных общин в poleis. В своей «Политике» Аристотель писал, что город проявляет себя через сожительство (syn) и взаимодействие разных людей в одном доме (oikos). Луис Вирт подчеркивал гетерогенность как одну из ключевых характеристик в определении города наряду с размером, количеством населения и его плотностью. Как место встречи с Иным, город актуализируется в конфронтациях между различными интересами, которые непременно сталкиваются при выходе в общее пространство.

Свою статью Performing the Common City: On the Crossroads of Art, Politics and Public Life Паскаль Гилен начинает с цитаты Ричарда Сеннета: «Сertain kinds of disorder should be increased in the city life, so that men can pass into a full adulthood». Говоря о том, что критика, продуцируемая «общим городом», служит важнейшим катализатором культурных трансформаций в обществе. Таким образом, конфликтность городских пространств можно назвать тем самым ценным ресурсом, дефицит которого свидетельствует о стагнации города. Отсутствие столкновений интересов говорит о том, что горожане не отождествляют себя со своим местом жительства и находят хореографию ежедневного sidewalk ballet недостаточно занимательной.

Крупнейшее пространство моего города, предназначенное для протестов и демонстраций, — харьковскую Площадь Свободы, — в последнее время трудно отличить от парковки крупного торгового центра. Только вот от самого торгового центра остался один сухой фонтан, заменивший сквер, о существовании которого никто и не догадывался, пока он хранился за пазухой традиционного для подобных мест Ленина. Выходит, что сейчас в самом центре города находится площадь с просроченным сроком годности, которая, выполнив свою функцию в 2014 г., больше не представляет ничьих интересов и в свете вечерней рекламы больше напоминает руины Лас-Вегаса из «Бегущего по Лезвию», чем центр миллионника.
Более подходящим местом для протестных акций оказался пушистый газон Парка Шевченко, после того как пару месяцев назад споры о будущем харьковской урбанистики привели к превышению полномочий охраной парка. Сотни студентов присоединились к пикнику, предварительно оставив обувь за пределами газона, чтобы потребовать разрешения отдыхать на траве. К сожалению, нам потребовалось дойти до точки кипения, чтобы заявить о своих правах на качественную и комфортную городскую среду.

Ценность настенных росписей и мозаик советского периода является одной из самых спорных городских тем. Роспись на одном из старых харьковских особняков. Фото: Julia Rekamie / Unsplash

Несмотря на многочисленные нюансы городской политики, город сам создает флуктуации ткани в стремлении восстановить недостающую энергию. После первой волны карантина на карте города появились новые точки притяжения, собирающие рекордное количество посетителей. Это оказались тандемы из новых модных заведений и городских «мест силы» — небольших парков и скверов, апроприированных маргинальными тусовками ввиду близости круглосуточных продуктовых магазинов. Черта между летними площадками кафе и первыми пустыми бутылками из‑под алкоголя возле парковых урн создала ту самую «границу», о которой говорил Ричард Сеннет в концепции «открытого» города, к которой вплотную подступают два диаметрально противоположных сообщества пользователей городских пространств, ощущая неожиданную радость взаимодействия. Изголодавшиеся по социальной интеракции горожане после месяцев самоизоляции обнаружили неожиданную ценность в местах, где можно наблюдать за другими людьми и быть видимыми. После локдауна потенциальная возможность конфликта между посетителями кафе и выпивающей молодежью воспринимается как ценность городской жизни.

Если, по словам Рема Колхаса, «Манхэттен — это скопление множества возможных, но так и не случившихся катастроф», то пандемия научила нас тому, что город — это радость переживания того, что эти катастрофы могли бы произойти. Профилактикой смерти городов должна быть иллюзия нависшей катастрофы: наличие общественных пространств, собирающих максимально непохожих людей как можно ближе друг к другу, создавая им хороший обзор. Видимость Иного — противоположных мнений, интересов, взглядов — ценная характеристика живого города, важность которой только усиливается пандемией. Synoikismos невозможно виртуализировать и перенести на homepage. Вся магия городского взаимодействия — во взаимной уязвимости, которой мы лишаемся в своих информационных пузырях (bubbles).