С основателем украинского бренда Shepel Furniture Александром Шепелем, который не только познакомит лондонскую публику со своими свежими объектами, но и в рамках собственного мастер-класса расскажет обо всех подробностях и сложностях запуска серийного производства люксовой мебели ручной работы, мы поговорили о ценностях бренда, экспансии на Запад и парадигме устойчивости в дизайне.
PRAGMATIKA.MEDIA: Поскольку наш том посвящен инновациям, то прежде всего интересно, существует ли нечто, что вы могли бы назвать инновациями в сфере предметного дизайна и, сужая круг, в сфере производства мебели?
Александр Шепель: Утверждение, что все новое — хорошо забытое старое, справедливо и в отношении нашей сферы. Его же можно считать составляющей нашей философии — философии бренда Shepel Furniture. Еще в самом начале пути мы проанализировали работу топовых производителей мебели и обнаружили, что зачастую за красивой картинкой отсутствует содержание. Практически никто не уделяет внимание миссии предмета в интерьере.
Когда я смотрю на мебель, которую мы делали несколько лет назад, то нахожу ее актуальной и сегодня. Да, возможно, сейчас я по‑иному решил бы пару-тройку деталей неоклассической кухни, но в основе своей она спустя 8 лет остается созвучной времени. Christopher Peacock, наш партнер по шоуруму в Лондоне, свои кухни создает уже 25 лет. И 25 лет его мебель не теряет актуальности. Дело не в том, что он владеет каким‑то особым секретом, нет. Мебель ручной работы вбирает в себя энергетику художника, дизайнера, который ее придумал, мастера, который ее сделал, а затем и владельца — его мечты, мысли, эмоции. А соблюдение законов гармонии, стремление мастера к эстетическому совершенству делают красоту предмета вневременной.
Гармонию стиля и содержания я считаю нашей сильной стороной, нашей инновацией
Мы не храним никаких секретов — ни от клиентов, ни от конкурентов. И готовы показать, как выглядят наши кресла и диваны не только снаружи, но и изнутри, продемонстрировать, как мы их создаем, собираем. Рассказать об этом так же откровенно, как я рассказываю вам. Наша мебель элегантна и красива как снаружи, так и внутри. Именно эту гармонию стиля и содержания я считаю нашей сильной стороной, нашей инновацией, если хотите. Томас Физант, американский дизайнер, подход которого мне близок, говорит об этом так: «Простота не так уж и проста, это процесс реализации идеи с использованием лишь того, что необходимо».
P.M.: В отличие от мастеров прошлого, которые создавали свои изделия по эскизам и чертежам от руки, современные мебельщики имеют в распоряжении компьютерные программы для проектирования, совершенные станки для обработки древесины. Тем не менее, для многих операций вы используете ручной труд. Почему?
А. Ш.: Программное проектирование, 3D-моделирование для нас не являются в буквальном смысле инновацией. Мы прибегаем к помощи компьютера лишь на третьем этапе производства. А начинается все, как и у мастеров прошлого, с эскиза, сделанного от руки. С создания концепции предмета, его настроения. Ориентируясь на эскиз, наши мастера создают прототип в натуральную величину. Это позволяет проверить гармоничность пропорций, эргономичность. И вот уже затем, если прототип утвержден, делается 3D-модель на компьютере, чертежи, прорабатываются углы и конструктивы. Как показывает практика, каким бы гениальным ни был дизайнер, создать действительно комфортную мебель возможно только таким путем, особенно когда речь идет о предмете с глубоким содержанием. Например, последние несколько дней я по вечерам тестирую новые кресла, сижу в них, читаю и прислушиваюсь к собственным ощущениям: удобно ли мне или что‑то доставляет дискомфорт? Достаточной ли высоты подголовник? А не увеличить ли глубину посадки?

Фрэнк Ллойд Райт и в архитектуре, и в мебели отталкивался от антропометрии. Я считаю важным лично тестировать комфортность своих объектов. Только когда сам оценил удобство кресла или дивана — могу двигаться дальше. Вот такой «живой» процесс в моем понимании и является сейчас инновационным.
Сегодня клиент часто выбирает мебель, ориентируясь на красивую картинку. Эффектные фото есть и в наших каталогах. Но ведь за каждой из них — ручаюсь! — качественный и «живой» предмет.
Это «оживление» — длительный и влияющий на итоговую стоимость процесс. Да, можно сказать, мы намеренно его усложняем. Иногда я слышу комментарии: «Ваше кресло стоит 7 тысяч евро, а я могу купить почти то же самое, но гораздо дешевле»! Возможно, найти некий аналог, издалека и в полумраке похожий на наш предмет, не так уж и сложно. Но это будут совершенно разные по своему качеству объекты. Используя ручной труд, работая медленно и вдумчиво, мы наделяем свою мебель не только характером и особенной теплотой, но и долголетием, и вневременностью. Важно, чтобы у предмета была не просто функция, но и миссия — делать жизнь комфортнее, безмятежнее.
Важно, чтобы у предмета была не просто функция, но и миссия — делать жизнь комфортнее, безмятежнее
P.M.: Часто от самих дизайнеров можно услышать, мол, в мебельной отрасли огромный дефицит новых идей. Так ли это?
А. Ш.: А что такое свежие идеи? Трехногий стул? Уже не ново. Или стул на магнитной подушке? Ну… вот вам свежая идея из воздуха. Я не создаю дизайн ради дизайна. То, что мне по душе, то, чем я вдохновляюсь — это переосмысление классики. Именно в этом я сегодня чувствую свежесть. Что касается регулярности обновления линейки, пока я чувствую, что потенциал коллекции Helen не исчерпан, до конца не раскрыта ее концепция. Есть много новых предметов, которые мы еще не показывали. И сегодня мы еще оттачиваем, совершенствуем нашу философию, занимаемся «огранкой», превращая алмаз в бриллиант.
P.M.: В прошлом интервью вы упоминали о формировании собственного фонда древесины. Этой весной планируете высадку новых саженцев?
А. Ш.: Поскольку мы работаем прежде всего с деревом, то считаем своим долгом и обязанностью восполнять природный ресурс, который расходовали. В прошлом году высадили первые саженцы клена, сейчас посмотрим, как они перенесли зиму, и высадим новые. Мы это делаем всем коллективом, приглашаем партнеров и друзей приходить с семьями.
В детстве я посадил свое первое дерево совершенно случайно. Пока мама варила абрикосовое варенье, несколько косточек я бросил в вазу с водой и забыл про них, а через пару недель обнаружил, что они проросли. Я высадил проросшие косточки возле дома, и там выросло абрикосовое дерево, которое потом убили коммунальщики, откапывая или зарывая очередную трубу. Но я запомнил, что чувство причастности к рождению новой жизни — огромная радость. А восстановление природного ресурса — наш долг. Мы хотим вырастить целый лес, который через 10—15 лет даст нам древесину для работы. Посмотрите на финнов — свои дома они строят в основном из дерева, но их страна не превратилась в пустыню. Вырубая лес, там сразу же высаживают новый. В такой парадигме, с ответственным отношением к окружающей среде, парадигме устойчивости, финны живут веками.
P.M.: Несколько месяцев назад вы стали партнерами по шоуруму в Лондоне со знаменитым брендом Christopher Peacock. Какие новые экспортные направления вы планируете развивать в этом году и какие отзывы получаете от зарубежных клиентов Shepel Furniture? Вызывает ли мебель, сделанная в Украине, интерес у англичан, избалованных практически безграничным выбором?
А. Ш.: Если судить по обратной связи, то нам необходимо увеличивать свое присутствие в разных странах. То, что мы делаем, вызывает на Западе искренний интерес. 11 марта мы проводим воркшоп в рамках London Design Week 2019. Мы заявлены в официальной программе, и нам предстоит выступить перед широкой аудиторией. Будем показывать, как собираем нашу мебель: делаем каркасы, вяжем пружины. Цель воркшопа в числе прочего — собрать больше отзывов, понять потребности потенциальных клиентов, узнать их желания. Ну и, конечно, продемонстрировать нашу сильную сторону, показать, что Украина — это страна, где создают уникальный и качественный продукт.
Наша цель показать, что Украина — это страна, где создают уникальный и качественный продукт
Присутствие в лондонском шоуруме приносит результаты. Сейчас везем новую партию мебели для экспозиции. Работаем над продвижением бренда. Что считать критерием успешности? Заработали ли мы миллион евро за 4 месяца? Еще нет. О финансовой успешности нашей политики сможем судить минимум через год. Это игра вдолгую. Мы расстраивались, что участие в парижской прошлогодней выставке не дало немедленной отдачи. Даже считали, что зря потратили деньги на поездку. Но нет — те связи, которые мы наладили тогда, принесли результат только сегодня. Мы же не масс-маркет, чтобы рассчитывать на быструю прибыль.
P.M.: На выставках дизайна мы все чаще встречаем мебель, которую условно можно отнести к высокой моде. Она акцентная, ее очень интересно рассматривать, но она, конечно, нефункциональна, это, скорее, уже искусство манифеста. У вас не возникало желания поэкспериментировать в этой области?
А. Ш.: Ежегодно Институт цвета Pantonе диктует дизайнерам модные оттенки. Но время летит так быстро, что, если мы, подбирая мебель и интерьер, будем гнаться за модой, нам придется перекрашивать стены и менять обивку диванов ежегодно.
Рынок мебели высококонкурентный. Несколько лет назад на пике популярности был португальский дизайн. Португальцы экспериментировали с формой, цветом. Сейчас я все чаще слышу об этих смелых экспериментах такие отзывы: «Красивая картинка, все гламурно и роскошно, но как в этом жить?». Есть дизайн ради дизайна. А есть наша мебель — для жизни.

Привлекает ли меня скандал и быстрый успех? Отдавая себе отчет в том, что сегодня мы не можем назвать себя трендсеттерами, на данном этапе развития я не вижу потребности в подобных экспериментах. Всегда надо делать то, от чего получаешь удовольствие. У нас много иных идей. Например, мы хотим создавать качественный интересный продукт в других сферах интерьерного бизнеса. Когда будем готовы — покажем и расскажем.
P.M.: Продолжая тему конкуренции. В предметном дизайне очень большое значение имеет тираж: с одной стороны, он помогает снизить затраты, с другой — должен быть ограниченным, чтобы мебель оставалась эксклюзивной, авторской. Какие тиражи для Shepel Furniture сегодня являются оптимальными?
А. Ш.: Я не отношусь к нашей мебели как к эксклюзивным предметам. Любой заказчик может попросить что‑то изменить, исходя из собственных предпочтений или антропометрии. Поскольку вся наша мебель производится вручную, то и процесс этот гибкий, что позволяет вносить коррективы. В этом и прелесть индивидуального подхода, когда любой предмет ты можешь сделать кастомным, удобным для тебя лично. Так что не желание называться «эксклюзивным» брендом, а именно индивидуальный подход в нашем случае исключает производство тиражной мебели.
Предмет с ярко выраженным характером никогда не останется в интерьере статистом
На всех выставках презентации проходят примерно одинаково: приглушенный свет, музыка, шампанское. Это некое шоу, но как только оно заканчивается, обнажается суть предмета. Можно вкладывать огромные бюджеты в раскрутку, но экономить на производстве, а можно работать как мы и честно говорить клиентам: мы создаем предметы, в которые вкладываем душу.
P.M.: Чарльз Ренни Макинтош и Фрэнк Ллойд Райт проектировали дома и их интерьеры как единую гармоничную систему, по методу «изнутри наружу». А с чего вы начинаете работу, когда предстоит спроектировать само здание и его интерьеры с мебелью?
А. Ш.: Я начинаю с ощущений. С визуальных связей и формирования пространства. Метод «изнутри наружу» — как раз об ощущениях и эмоциях человека, как о точке опоры, а не о том, чтобы выстраивать дом вокруг дивана, что было бы довольно странно.
Когда ты впервые попадаешь в новое пространство, то важно, что именно видишь сразу. Возможно, некую скульптурную композицию. Или вид из окна. У нас есть проект, в котором от входной зоны открывается вид на озеро — сквозь гостиную, кабинет, арочное окно. Есть проект в Киеве, где лестницу, ведущую на второй этаж, мы «завязали» вокруг рояля, создав визуальную вертикаль. От подобных связей и зависит дальнейший концепт. Важна не высота потолков в 7 метров, а то, что эта высота открывает взгляду.
А вот мысленная расстановка мебели и предметов опирается на маршруты, на движение. Можно быть уверенным, что предмет с ярко выраженным характером, подобный нашей мебели, никогда не останется в интерьере статистом. И опять процитирую Томаса Физанта, моего американского кумира: «Нет большей роскоши, чем свобода дыхания». Все прочее временно и преходяще.